Мурат.
Нам плевать на твоё «если»! (
Потрясает пачкой бумаг
). Видишь? Эти жалобы подписаны лауреатами Государственных премий, учёными и 
людьми искусства, другими ответственными товарищами, ценными для науки людьми, 
которым мы по твоему настоянию сорвали заслуженный отдых. «Если» – это не наука,
 а знахарство, алхимия! Кто, какой турист теперь поедет в Кушкол, где ему 
связывают крылья, лишают свежего воздуха?


Я.
Можно отвечать?


Мурат.
И немедленно!


Я.
Во-первых, меня эти жалобы не интересуют, вне зависимости от того, кто их 
подписал, лауреат или студент, – ведь я занимаюсь лавинами, а не обслуживаю 
туристов. Во-вторых, моё «если», на которое тебе, Мурат, наплевать, это не 
знахарство, а прогноз, который, к превеликому сожалению, бывает точным. Я 
предупреждал о третьей лавине и настаивал на том, чтобы из дома №23 были 
выселены все жильцы до единого. По личному разрешению начальника управления в 
доме осталась одна семья, и как результат – погиб Измаил Хаджиев. Так как же 
быть с моим «если», Мурат Хаджиевич? Молчишь?

Мурат сник, сгорбился, но мне его совершенно не жаль, пусть и он на своей шкуре 
почувствует, что такое запрещённый приём.

Я.
В-третьих, я действительно перед всеми вами виноват: вчера на заседании штаба 
не сказал всей правды…


Мурат.
Пиши, Гулиев!


Я.
Я слушал, смотрел на вас и думал, что слишком много правды вам не переварить, 
правда – лекарство слишком сильное, его, бывает, нужно давать по частям, 
постепенно. И теперь я сожалею об этом.


Мурат.
Без загадок, конкретно!


Я.
Вы считаете, что ситуация сложилась скверная, отвратительная, – на самом деле 
она ещё хуже. Вчера я привёл вам слова Оболенского, что, если сойдут четвёртая 
и седьмая, три турбазы окажутся в опасной зоне. Я сказал вам половину правды. 
Вторая же половина заключается в том, что в зону действия воздушной волны может 
попасть и гостиница «Актау». Поэтому я предлагаю прекратить пустую, никому не 
нужную болтовню и немедленно, не теряя ни минуты, начать эвакуацию туристов из 
«Актау».




Короткая передышка

Не знаю, кто придумал, что лучшая оборона – это нападение, но, безусловно, 
человек умный. Если бы я просто блеял и нёс оправдательный лепет, из меня бы 
эта публика сделала отбивную. Но язык силы они понимают, от удара дубиной по 
голове у них пробуждаются от глубокого сна извилины, ведающие благоразумием.
Первым приходит в себя Мурат. Я могу его не любить, а временами даже ненавидеть,
 но всегда отдаю ему должное: природа над ним не отдыхала. Уверен, начни Мурат 
раньше и имей соответствующие его дарованию условия, он стал бы великим 
спортсменом. Для того чтобы войти в мировую элиту, у него было всё: абсолютное 
бесстрашие, редкостная координация движений, фанатичное упорство и умение 
держать удары. У иных от неудач опускаются руки, Мурат же становится злее и 
настойчивее. Однажды после сокрушительного поражения в слаломе он начисто 
выиграл скоростной спуск и прямо с пьедестала отправился в больницу: даже 
тренер не знал, что Хаджиев вышел на старт с трещиной в ключице.
Годы сильно изменили его, но не вытравили спортивной закалки. Ориентируется он 
мгновенно: как когда-то на трассе, в доли секунды определяет, где притормозить, 
а где развить максимальную скорость, где принять обтекаемую стойку, а где