в пушку. В лавины уже никто не верит, даже инструкторы ропщут и начинают 
кое-кого выпускать с лыжами на прогулки в лес.
Я всё это знаю и без Ромы. Я благодарю за приятное сообщение и добавляю, что 
Мурат шлёт в центр телеграмму за телеграммой, требуя прислать на вертолёте 
комиссию и дезавуировать паникёра. Республиканское начальство, судя по всему, 
настроено выжидательно: из двух зол – убытки и похоронки – первое 
предпочтительнее. Но здесь все свои, и будем говорить откровенно. Я, как 
правильно указал мой друг Анатолий, сижу в луже, в которой недолго и 
простудиться. Но вылезать из неё, то есть давать отбой, не собираюсь – до тех 
пор, по крайней мере, пока вместо чучела не захотят сжечь меня самого. Кроме 
шуток: хотя снегопад привёл к критическому приросту массы снега, лавины не идут.
 Почему? Вообще-то чёрт их знает, но мы с Олегом пришли к выводу: причина в том,
 что прекратился ветер и температура воздуха стабилизировалась на отметке минус 
шесть градусов. А поскольку нет столь любимого лавинами резкого перепада 
температуры, снег стал быстро оседать – по наблюдениям Олега, примерно на 10 
процентов с конца снегопада. А сильно осевший снег, как известно, меньше 
стремится соскользнуть со склона, снежный покров стал устойчивее. Значит, 
теперь всё зависит от погоды.
– Мак, ты вот что скажи, – говорит Осман, – ну, допустим, хорошо, лавины пойдут.
 То есть ничего харошева нет, но, допустим, пойдут. А если допустим, перепада 
тэмпературы не будет и они не пойдут? Будешь давать отбой?
– Спроси чего-нибудь полегче, – ворчу я, снимаю трубку и набираю номер узла 
связи Гидрометслужбы, который непрерывно получает информацию от 
республиканского бюро погоды. Второй день я звоню туда каждые два-три часа, но 
всякий раз слышу одно и то же: «Без изменений». Сейчас ответ менее уверенный, в 
Караколе, например, уже минус три – возможен температурный скачок.
Я кладу трубку и раздумываю, ребята молчат.
– Мне кажется, – вдруг говорит Надя, – что в этих обстоятельствах лучше вам 
быть вместе.
– Быть по сему, – решаюсь я. – Всем «на товсь»! Поедете с нами в Кушкол, будете 
жить в Надиной квартире, там места хватит. Нацепите красные повязки, но 
туристам можете не признаваться, что вы лавинщики, пусть весь позор падёт на 
мою седую голову. Никакого отбоя не будет.
И мы едем в Кушкол.



Мы с Муратом становимся единомышленниками

Сначала мы заезжаем в КСС, контрольно-спасательную службу, к Хуссейну. 
Доносящаяся из помещения отборная морская ругань звучит как музыка, значит, 
Олег уже здесь. Спускался он больше часа, используя наименее заснеженные 
участки, на мульдах натерпелся страху и кроет на чём свет стоит снегопад, 
лавины и камень, споткнувшись о который он ухитрился вывихнуть указательный 
палец.
– У мальчика болит пальчик, – сочувствует Надя и легонько бьет ребром ладони по 
распухшей конечности. Рев оскорблённого в лучших чувствах ишака – и на лице 
Олега изображается полное недоумение. Он растерянно смотрит на палец, двигает 
им со слабой улыбкой выздоравливающего, с грацией необученного медведя 
бросается на колено и целует Надину ручку.
– Валшебница! – восторженно восклицает Хуссейн. – Гения!
– Такого слова нет, – скромно возражает Надя.
– Как нет? – возмущается Хуссейн. – Для мужчины есть, а для женщины нет?
Хуссейн уводит всю компанию к Мариам пить кофе, а Олег докладывает обстановку 
на склонах. Олег – лавинщик божьей милостью, нюх у него собачий, и меня радует, 
что наши выводы совпадают в деталях. Мою деятельность он одобряет, только в 
двух вещах ещё более категоричен: во-первых, из дома №23 жильцов нужно изгнать 
всех до единого и, во-вторых, во что бы то ни стало выловить и запереть в домах 
всех туристов.
В окно мы видим, как с балкона второго этажа «Актау» на верёвке спускаются два 
туриста.
– Петя Никитенко рассказывает, что Мурат велел закрывать на эти штучки глаза, – 
жалуюсь я. – Всех не выловишь.
– И нашим, и вашим, – кивает Олег. – На Мурата похоже.
Я звоню домой. Убедившись, что ребёнок жив и здоров, мама вкрадчиво сообщает, 
что у нас гости (только гостей мне и не хватает! То-то же из трубки доносится 
какое-то отдалённое кваканье) и что меня несколько раз спрашивал Мурат. Я 
предлагаю маме спустить гостей с лестницы и сказать Мурату, что, если он не 
научит Юлию жарить яичницу, у него будет гастрит. Выдержав паузу, в течение 
которой я должен осознать своё легкомыслие и раскаяться, мама сухо роняет, что 
ждёт нас к ужину, и вешает трубку.
Звонить Мурату или не звонить? У него, конечно, сидит Петухов, чрезвычайно 
нужный и влиятельный человек из того мира, где услуга должна быть оплачена 
услугой, – принцип, который Мурат свято соблюдает. Он, без сомнения, мечет икру 
и наверняка заберёт у меня вездеход, а там лавинные зонды, лопаты, лыжи, 
факелы… Не иди навстречу неприятностям, они сами тебя разыщут.
Наши возвращаются. Я пересчитываю их по головам, одной не хватает.
– Ты предусмотрительно поступил, что не пошёл с нами, – смеётся Надя, – там 
скликают ополчение: «Все на борьбу с Уваровым!»
– Нам на них… – Олег крякает, смотрит на Надю и, поправив воображаемое пенсне и