– Как приказано, роют шурфы на четвёртой, – докладывает Лева. – Взрывчатка в 
акье, детонаторы у Османа.
Обычно четвертую лавину, самую гнусную (за последние годы проглотила пятерых 
туристов и двух моих ребят), мы обстреливаем, на сей раз в порядке эксперимента 
я решил начинить её взрывчаткой. Повезём её в акье, этакой лодке-плоскодонке, 
на которой спасатели вывозят со склонов травмированных.
– На выход с вещами!
Начинается рабочий день.



Действующие лица и исполнители

Нас мало, но мы в тельняшках – нам их дарит на дни рождения Олег. На Камчатке, 
где он служил, у него остался корешок, который заведует тельняшками на флотской 
базе.
Кроме Олега, Османа и Левы в ведомости на зарплату расписываются Рома и Гвоздь 
(подлинная фамилия, а не кличка – Степан Гвоздь). Оба великие труженики – могут 
ночами не спать (на Новый год и если попадаются интересные книжки) и работать 
до седьмого пота (за обеденным столом). Все пятеро – выдающиеся профессионалы 
по сну и мастера пустого трепа, а Гвоздь к тому же известный и многократно 
пострадавший на этом поприще покоритель женских сердец.
Лева и Гвоздь, люди с чувствами, больше любят Окуджаву, остальные предпочитают 
Высоцкого, которого готовы слушать всё свободное от сна время.
Всех объединяют здоровый аппетит, ироническое отношение к туристам и глубокое 
отвращение к выполнению своих прямых обязанностей.
Вот с такими людьми мне приходится работать. Я бы их давным-давно уволил, если 
бы нашлись другие голубоглазые ослы, готовые круглый год жить на Актау, 
подрезать лавины и при случае в них оставаться за сто сорок рублей в месяц. 
Предложения прошу высылать по адресу: посёлок Кушкол, лавинная станция, мне. Не 
забудьте указать, имеете ли специальное образование, спортивный разряд по 
горным лыжам и обещаете ли хотя бы три года не жениться.
В этой достойной компании я – аксакал, убеленный сединами долгожитель, 
остальным от двадцати трёх до двадцати семи лет (Леве девятнадцать, но он не 
типичен: временно сбежал в горы в поисках смысла жизни).
Называемся мы лавинщиками. Нас вообще мало, по всей стране и трёх-четырёх сотен 
не наберётся. Мы – очень дефицитны, я по ночам вздрагиваю от ужаса, вспоминая 
угрозы Олега махнуть на Камчатку и брачные обязательства Гвоздя. Без этих 
молодчиков мне оставалось бы разве что повесить на лавинах таблички «Санитарный 
день» и прикрыть лавочку, так как гидролог Олег по совместительству ещё 
метеоролог и актинометрист, а гляциолог Гвоздь исполняет обязанности повара 
(хлебнули бы вы его харчо!). Лишь за Османа, здешнего уроженца, я спокоен, он 
единственный мужчина в семье и хозяин стада баранов – лучшего якоря и не 
придумаешь. Ну и два с половиной года ко мне будет прикован Рома, его прислали 
по распределению.
Платят нам деньги за то, что мы предупреждаем о лавинной опасности и принимаем 
меры к её ликвидации. Помимо того, мы обязаны не допустить собственной гибели, 
хватать за шиворот лихачей, любящих лавиноопасные склоны больше жизни, и 
собирать материалы для диссертаций вышестоящих товарищей. Хотя специальная 
литература достаточно обширна, в бессмертную душу лавины проникла она ещё 
слабовато: о последствиях мы пока что знаем куда больше, чем о механизме её 
действия. Впрочем, не дальше нас по пути познания ушли вулканологи и 
исследователи цунами и тайфунов, не говоря уже о многострадальных синоптиках, 
ибо куда проще дать прогноз на ближайшую тысячу лет, чем на завтрашний день. А 
что мы знаем о глубинах Земли, о причинах, побуждающих её сотрясаться в плясках 
святого Витта? А что вы можете сказать о завихрениях в собственном мозгу и 
сверхтаинственном явлении, называемом любовью? Ну, кто возьмёт на себя смелость 
утверждать, что он знает о любви больше, чем первобытный Ромео, притащивший к 
ногам своей Джульетты добытую в смертельном единоборстве шкуру саблезубого 
тигра? Если такой человек объявится, скажите ему в глаза, что он шарлатан, будь 
он даже поэтом, сочинившим сотню стихотворений о любви по два рубля за строчку.
Попробую объяснить, почему я занялся лавинами и что это такое.
В детстве я любил помогать взрослым – в таком духе меня воспитали. Вместе со 
сверстниками, разделявшими мои убеждения, я после каждого снегопада карабкался 
на крышу, чтобы сбрасывать вниз снег. Мы работали бескорыстно, без всякой 
надежды на оплату своего труда – только ради самоутверждения, сознания того, 
что ты приносишь людям пользу. Единственное, в чём мы нуждались, так это в 
точном попадании: чем громче вопил и обзывал нас сбитый наземь прохожий, тем 
большее счастье мы испытывали – всегда приятно видеть, что твой труд не пропал 
даром. Припоминаю, что даже на фильмах Чаплина мы не доходили до такого 
изнеможения. И лишь тогда, когда на тротуаре распластался, как лягушка, 
директор магазина «Мясо – рыба», наш труд впервые был вознаграждён, причём без 
всяких требований с нашей стороны.
В то время я и подумать не мог, что эти детские шалости – намек судьбы, пролог 
будущей профессиональной деятельности. Я вспомнил о них лишь на первом курсе 
геофака, когда наш общий любимец профессор Оболенский начал очередную лекцию 
такими словами: «Что такое лавина? Пласт снега, сброшенный мальчишками с крыши 
и вбивший прохожего, как кол, в мостовую, – это и есть снежная лавина в её 
элементарном виде. Мысленно увеличьте её размеры в тысячу раз – и вы получите 
вполне приличную лавину, достойную внимания исследователя…»