Представь себе, что тебя посадили в моё кресло. Представил?
– А вы где будете? – дурашливо интересуется Гвоздь.
– Это неважно, меня нет, ты – начальник, – снисходительно поясняет Мурат. – Что 
ты будешь делать?
– Женюсь и – в отпуск, – после некоторого раздумья решает Гвоздь. – В Пицунду.
– Ну а сейчас, сейчас какое решение ты примешь в связи с бураном?
– Ясное дело, – уверенно говорит Гвоздь. – «Всем, всем, всем! Объявляется 
лавинная опасность! Выход из помещений…»
– Тьфу! И этот тоже паникёр. – Мурат сразу теряет к Гвоздю всякий интерес. – 
Тебе что, – вдруг нападает он на меня, – тебе плевать, а у меня убытки! Один 
день простоя канатки – пять тысяч, понял?
– На водке доберёшь, на барах и ресторанах.
– А, что с тобой говорить. – Мурат безнадёжно машет рукой. – Спиртное по 
другому ведомству, как не понимаешь?
Он встаёт, подходит к окну, смотрит на склоны. В одном он, конечно, прав, на 
его убытки мне плевать. Ну, не получит Мурат квартальной премии, парой сережек 
у Юлии будет меньше, велика беда.
– Буран кончился, а ты паникуешь, – угрюмо бурчит Мурат. Склоны как склоны, 
снег выпал – ну и что? Обязательно лавины? Даже сам Оболенский говорил, что не 
после всякого бурана лавины.
Я молчу, пусть облегчит душу, «А всё-таки жаль», как поёт Окуджава, что нам уже 
по тридцать и, вместо того чтобы честно бороться на склонах, мы обречены отныне 
на кабинетные распри. У меня-то способности были обыкновенные, а Мурат, не 
променяй он спорт на карьеру, мог бы и в чемпионы пробиться.
– Если каждого снегопада бояться, Кушкол закрывать надо, – убеждает он самого 
себя. – Когда мы были в Инцеле, тоже прошёл буран, а они расчистили трассы и 
катались. Помнишь?
– У них сантиметров пятьдесят выпало, а у нас восемьдесят. К тому же во время 
снегопада они лавиносборы из минометов обстреливали.
– А почему ты этого не делаешь? Две зенитки даром стоят, взял бы и обстрелял.
– Демагог ты, Мурат. – Я начинаю злиться. – Пять раз тебя просил дать на сезон 
артиллеристам квартиры, жили бы они здесь – никаких проблем не было.
– А где я тебе возьму квартиры? – огрызается Мурат. – Подмахнёшь проект – тут 
же дам, вот смотри, расписку пишу. Ну?
– Пошёл ты со своим проектом…
Не дипломатично, сейчас с Муратом нужно бы разговаривать по-иному. Он отходит 
от окна и с силой садится в кресло, впервые я отчётливо вижу в его глазах 
откровенную неприязнь. А за что ему меня любить? За лыжи, которые отдал ему в 
Гренобле? Так добрые дела не прощаются, именно с той поры Мурат стал от меня 
отдаляться. За Юлию, которую он у меня отбил? Так он мучится незнанием, была 
или не была она моей. За то, что я единственный в Кушколе человек, который от 
него не зависит и не ищет его дружбы?
Я тоже его не люблю – за сытую непогрешимость в суждениях, за хамство по 
отношению к подчинённым и, наоборот, за прикрытое широким гостеприимством 
раболепие перед начальством. Я тоже далеко не ангел и тоже, бывает, даю волю 
страстям, когда нужен здравый смысл, но, по крайней мере, выбираю друзей из тех,
 кому я нужен, а не из тех, кто нужен мне. Я знаю, что рано или поздно мы 
столкнёмся – как два самосвала, учитывая наши весовые категории.
Кажется, я здорово его разозлил.
– Отвечай одним словом, – цедит Мурат. – Будут лавины?
– Вполне могут быть.
– Значит, вполне могут и не быть?
– Я не господь бог, я могу только предположить.
– Манэврируешь? – Мурат сужает глаза до щелочек. Подчинённые больше всего его 
боятся, когда он непроизвольно начинает говорить с акцентом. – Отвечай чэстно: 
будут лавины? Да или нэт? Ну? Ага, молчишь?! – Он снимает трубку, набирает 
номер. – Измаилов, ты? Где там Хуссейн Батталов? Пусть собирает своих людей, 
инструкторов и укатывает туристскую трассу. Что?! Кто тэбэ начальник, Хаджиев 
или Уваров? Выпол-нять!
Трубка с размаху летит на рычаги. Хорошая штука телефон, пар выпущен. Наполеон, 
у которого не было телефона, в таких случаях разбивал фарфоровый сервиз. Мурат 
открывает папку и углубляется в бумаги, которые, видимо, очень его интересуют. 
Он даже хмыкает и делает рукой какую-то пометку – явное доказательство, что он 
забыл о моём существовании. Переигрывает, и на глазок видно, что его грызет 
червь сомнения.
– Ну, чего сидишь? – не выдерживает он. – Если хочешь чего сказать – говори.
Теперь и мне хочется поиграть, ведь ему не известно, каким аргументом я запасся 
перед выходом из дома. Пусть это будет моя маленькая месть. Гвоздь весь извёлся 
– так ему не терпится увидеть, как Мурат на неё отреагирует.
– У меня к тебе просьба.
– Какая? – с готовностью спрашивает Мурат. Он прекрасно знает, что я могу 
оспорить его решение официальной бумагой и тем самым возложить на него тяжёлую 
ответственность, куда проще пустяковой подачкой превратить меня из врага в 
союзника.
– Позвони, пожалуйста, в Каракол, дежурному по райкому.
– Это зачем? – Мурат явно озадачен.
– Ну, чего тебе стоит, – дружелюбно продолжаю я, – про погоду спроси, 
самочувствие. Всегда важно знать, какое у начальства настроение. Я бы и сам 
позвонил, но мне счёт пришлют, а ты можешь бесплатно.
Мурат пристально на меня смотрит, пытаясь угадать, где здесь подвох, но я