невозмутим, и он набирает номер. «Алё, привет, дорогой, Хаджиев приветствует!» 
С дежурным Мурат разговаривает совсем не так, как со мной, дежурный – это 
значительная фигура, имеет прямой доступ к первому секретарю. В изысканных 
словах Мурат выражает свою радость по поводу того, что дежурный жив и здоров, и 
интересуется, как прошла ночь и нет ли указаний. По мере того как абонент 
отвечает, лицо Мурата всё больше вытягивается – это он слышит про лавину, 
которая в нескольких километрах от Каракола снесла ремонтную мастерскую и 
обрушилась на шоссе. Мурат просит передать руководству, что все меры приняты, 
личный привет уважаемому Сергею Ивановичу и прочее. Потом, не глядя на меня, 
звонит Измаилову, отменяет своё распоряжение и велит готовиться к объявлению 
лавинной опасности.
Текст у меня уже напечатан, я кладу его на стол. «Всем, всем, всем! Из-за 
сильного снегопада в районе Кушкола создалась лавиноопасная ситуация. Во 
избежание несчастных случаев приказываю…»



Я посрамлён

– С утра штук пятнадцать звонков, – докладывает Надя. – Всем нужен твой скальп.
Мы с Гвоздем наездились и чертовски проголодались, мне плевать на телефонные 
звонки – ничего хорошего я от них не жду. Вы никогда не замечали, как противен 
бывает телефон, когда не ждёшь от него ничего хорошего? Надя с умилением 
смотрит, как мы, обжигаясь, проглатываем борщ и набрасываемся на макароны 
по-флотски. Гвоздь втягивает их с мелодичным свистом – фокус, приводящий 
зрителей в восторг. Шарль, тот самый француз, который снабжает Мариам туалетным 
мылом, утверждает, что в аристократических салонах Гвоздь имел бы бешеный успех.

Дзинь!
– Кто его спрашивает? – Надя смотрит на моё каменное лицо и врет в трубку: – 
Его нет дома, позвоните, пожалуйста… завтра.
Самое гнусное, что отключить телефон нельзя, мало ли что может произойти в моём 
хозяйстве.
– Я становлюсь из-за тебя отпетой лгуньей, – жалуется Надя. – Если б ты слышал, 
как я изворачивалась, когда позвонил лично товарищ Петухов!
– Что ему от меня нужно? – интересуюсь я. – Автограф?
– Он предупредил, что, если его не выпустят из Кушкола, ты будешь уволен без 
выходного пособия.
– Без выходного не уволят, – лихо свистнув, морально поддерживает меня Гвоздь.
 – Я как профорг не дам своей санкции.
– Кроме того, – Надя листает записную книжку, – тебя обещал стереть с лица 
земли Николай Викторович Брынза. «Так и передайте ему, Брынза!» Видимо, большой 
человек. Трое собираются устроить тебе темную, один грозит судом, а из-за 
женщины, которой ты разбиваешь личную жизнь, у меня сгорела гречневая каша.
– Мак обещал на ней жениться? – радостно спрашивает Гвоздь.
– Насколько я поняла, ещё нет. Ей срочно нужно выехать, потому что муж думает, 
что она у тетки в Краснодаре, а завтра у неё день рождения и он туда позвонит.
На меня идёт настоящая охота, у многих путёвки кончились, на руках билеты, а из 
Кушкола никого не выпускают. Мурат приказал администрации валить весь мусор на 
Уварова, и в людных местах я стараюсь не бывать.
– Это что, – говорю я, – утром у шлагбаума два фана бросились мне в ноги: 
«Выпусти, отец родной!» Подумаешь, муж застукает, вот у них действительно беда 
– истёк срок командировки.
Надя пожимает плечами.
– Но ведь они могут послать своему начальству заверенную у Мурата телеграмму.
– Превосходная идея! Но дело в том, что командированы они не в Кушкол, а в 
Ставрополь, по дороге как-то сбились с пути.
– К тому же у них случайно оказались с собой горные лыжи с ботинками, – с 
усмешкой добавляет Гвоздь. – Добрый день, Анна Федоровна!
– Добрый? Ты смеёшься, Степушка! – с весёлым ужасом говорит мама, садясь за 
стол. – Полтарелки, Надюша, спасибо. У дверей инструкторы стоят стеной, на них 
лезут с кулаками – а ведь интеллигентные люди! Надя, это не борщ – это счастье. 
Гулиев прячется, не подходит к телефону, в барах столпотворение, я завела сотню 
новых формуляров, лучшие книги расхватали. Ну почему я не догадалась закрыть 
библиотеку на учёт? Как это ни прискорбно, но в кругах интеллигенции масса 
прохвостов. Максим, туристы ползут из окон, как тараканы, и почин положила та 
нахальная вертихвостка из восемьдесят девятого, её уже два раза ловили!
Гвоздь исподтишка подмигивает: Катюшу с барбосами мы встретили у турбазы 
«Кавказ» в шашлычной, где они праздновали свой побег. Барбосы обрушились на 
меня с насмешками, а Катюша разговаривать не пожелала: видимо, не привыкла к 
тому, что на свидания с ней не являются. Лиха беда начало; лет через десять – 
пятнадцать привыкнет. Отныне в лице этой компании я имею лютых врагов: 
дружинники из местных ребят по моему распоряжению препроводили их в «Актау».

* * *

Если есть в Кушколе человек, которого все единодушно проклинают, то это трус, 
паникёр и перестраховщик Максим Уваров. Ну, все – это я загнул, с десяток 
снисходительных кое-как наскребу: мама, Надя, мои бездельники да ещё, пожалуй, 
Хуссейн. Забыл про барменов! У них большой праздник. Вчера вечером я встретил