что в следующий раз…
Морщась и отплевываясь, я сочиняю бумагу, и Измаилов уходит победителем. 
Совещание открывается. Если наши расчёты правильны, то четвертую сорвёт 
полностью. Однако есть опасение, что от взрыва могут прийти в движение 
непуганые лавины на западных склонах Актау, где лыжных трасс нет, но внизу 
могут оказаться дикари-одиночки и ищущие уединения влюблённые из соседних 
турбаз. Поэтому главная задача – оповещение и контроль, который возлагается на 
Хуссейна и его абреков. Взрыв назначается на шестнадцать ноль-ноль.
Хуссейн убегает мобилизовывать общественников, и я, дав последние ЦУ, спрашиваю,
 нет ли вопросов. Слово просит Рома. Тихо и скромно, потупив глаза, он 
приглашает всех нас отобедать в «Кюне», где у него заказан столик на восемь 
персон. Считая Васю, нас семеро, но Рома надеется, что Надежда Сергеевна не 
откажется разделить нашу трапезу, итого восемь. Фраки не обязательны, можно в 
галошах. Роман извиняется, он спешит, ему нужно нагулять аппетит.
Гвоздь, который кое-что знает, советует, не теряя времени, спуститься вниз, к 
финишу трассы скоростного спуска. Свой знаменитый кулеш он на всякий случай 
приготовил (из кухни тянет чем-то паленым), но думает, что это варево 
пригодится только на ужин. Строя догадки относительно потрясающей 
платёжеспособности Ромы, мы идём к верхней станции. Здесь загорает Надя – на 
шезлонге для почётных гостей, предоставленном ей по личному распоряжению 
Хуссейна. Надя хнычет, что пять раз съезжала, страшно устала и ей здесь очень 
хорошо, но я вытаскиваю из её сумки зеркальце, и Надя содрогается при виде 
своего покрасневшего носа. Она мажет нос кремом, быстро одевается, и мы на 
лыжах спускаемся вниз.
Слева от нижней станции собралась изрядная толпа, в которую затесался весь мой 
научный персонал. Олег призывно машет палкой:
– Быстрее, чиф!
По трассе скоростного спуска с огромной быстротой летят две фигурки. Одна 
впереди метров на двадцать, разрыв увеличивается – и с каждым мгновением я всё 
более отчётливо вижу Рому. Эту трассу я знаю, как таблицу умножения, на ней 
можно дать сто тридцать километров в час – сто двадцать, во всяком случае, я 
показывал. Не тормози, Рома, иди в низкой стойке по дуге! Молодец! Рома сидит 
«на горшке» так низко, что колени чуть ли не упираются в плечи – классно идёт, 
ничего не скажешь. Сейчас излом, держись! Прыжок метров на тридцать… 
приземление на пологий склон… теперь закладывай последний вираж на выкате! 
Пятёрка, Рома, пропахал, как бог, секунд пять привёз!
– То-ля! Шай-бу! – запоздало скандируют в толпе.
Да ведь это Катюша с барбосами, вот у кого Рома выиграл пять секунд и обед на 
восемь персон!
Я коротко излагаю ситуацию Наде, и мы радостно хохочем. Ребята качают Рому. 
Подкатывает Анатолий и с немым удивлением оглядывает щуплого очкарика, похожего 
на замученного экзаменами доходягу-студента.
– У тебя что, моторчик сзади?
– Мастер спорта Роман Куклин, – представляет Рому гордый Гвоздь. – Не ты первый 
будешь его кормить, не ты последний.
– Не по правилам! – кричит Катюша. – Он должен был сказать, кто он!
– Но ведь вы меня не спрашивали, – с обезоруживающей наивностью удивляется Рома.
 – Это было бы нескромно – рекламировать самого себя.
– А обед на восемь персон скромно? – не унимается Катюша.
– С пивом, – тихо уточняет Рома.
– Как раз свежее «Жигулевское» привезли, – радостно докладывает Васек.
– Каждый зарабатывает, как может, – блеснув глазами, говорит Катюша. – Одни 
надувают простачков на склонах, другие…
– …натирают паркет, – заканчиваю я. – Знакомься, Надя, это К. из номера 89.
– Очень приятно. – Надя лукавит, она наверняка предпочла бы, чтобы у К. был 
длинный нос на пепельно-сером лице. – Максим интересовался, это обязательно 
сегодня?
Катюша смеётся. Какая улыбка, какие ямочки! Нет, мы явно созданы друг для друга.

– Паркет отменяется, мне от вашей свекрови и так досталось.
Спасибо, мамуля, помогла, растроганно думаю я про себя.
– Свекровь у меня отходчивая, – заверяет Надя. – Если будет выписывать из 
библиотеки, я заступлюсь.
Пока идёт эта светская беседа, Рома и Анатолий обговаривают меню и сходятся на 
двух шашлыках и по бутылке пива на брата.
Мы весело обедаем и пьём на брудершафт. Катюша на меня не смотрит, она обманута 
в лучших чувствах, и успокоенные барбосы наперебой состязаются в остроумии. 
Осман рассказывает, как он тоже нагрелся на Роме и каким образом отыграл 
проигрыш, и это наводит Анатолия на отличную мысль. Он идёт через зал и 
возвращается с длинноволосым охламоном, из тех, которые третировали меня на 
лекции. Они отводят Рому в сторону, договариваются и бьют по рукам.
– Беру реванш! – радуется Анатолий. – Прошу свидетелей не опаздывать – завтра в 
десять утра на том же месте!
Мы пьём за здоровье лошади, которая всегда приходит первой. Я любуюсь Катюшей: 
когда она смеётся, за это зрелище надо платить деньги. Наконец я улавливаю 
пущенный её фарами сигнал. Я иду к стойке, даю указания Ибрагиму и с первым 
тактом приглашаю Катюшу. Она морщится, я ей противен, но – долг вежливости, 
приходится идти. Танцует она превосходно. Я увожу её подальше от нашего столика,
 за пределы слышимости, и осведомляюсь, когда и где мы увидимся наедине. Зачем? 
Я могу показать ей слайды, интересный карточный фокус и погадать на ладони