Жулика).
Снабдив меня материалом для размышлений, Надя уходит переодеваться. А я злюсь, 
мне обидно, что она так запросто и безжалостно поставила на моей альпинистской 
карьере крест: «…конечно… не возьмут… потерял форму…» Если даже это и так, не 
обязательно хлестать человека по больному месту, может, я до сих пор жалею… 
Ребята, с которыми я начинал, пошли на Эверест, шансы попасть в штурмовую 
группу у меня были, это не я, это другие так считали. Так нет, мама отговорила: 
«Ты должен раз и навсегда выбрать, двум богам нельзя поклоняться!» И я выбрал 
первенство страны по горным лыжам…
По-настоящему у Нади есть один серьёзный недостаток: она всегда права. В этом 
отношении она похожа на маму, которая тоже всегда права, и меня ужасает мысль, 
что эти две женщины вместе будут меня воспитывать. Ну, месяц – куда ни шло, а 
если всю жизнь? Этого, пожалуй, для меня многовато. Да, ещё один недостаток: 
Надя подавляет меня своим великодушием – не закатывает сцен ревности, не 
претендует на моё время, ни на что не намекает, словом, не ведёт на меня атаку 
(или предпочитает, чтобы это за неё делала мама). А я хочу, чтобы не только я, 
но и меня добивались: я – спортсмен, а борьба лишь тогда борьба, когда в ней 
участвуют обе стороны. Вот Юлия – сплошь отрицательная: лентяйка, кокетка, 
тунеядка, тряпочница, а к ней тянет, потому что она соблюдает правила игры. 
Несколько месяцев она изводила меня угрозами и ревностью, то делала вид, что 
уходит, то клялась в вечной любви – и в то же время зорко посматривала по 
сторонам, чтобы не упустить более подходящую дичь. Это нормально, женщина как 
женщина, дочь Евы, для неё смысл жизни – в радостях, среди которых главная 
оседлать мужа и погонять этого осла, куда захочется. А Надя? Ничего похожего! 
Смысл жизни – в работе, образ жизни в зависимости от требований работы, любовь 
– в отпуск, то есть в свободное от работы время. Надя слишком рассудочна. 
Уверен, что она выбрала меня, как выбирают в квартиру сервант: подходит по 
габаритам, по цвету и вписывается в обстановку.
Мне становится стыдно: я наговариваю на Надю за то, что она трезво и логично 
оценила мои возможности. А почему она должна мне льстить, что я, собственно, 
совершил? Ну, взял два семитысячника, ну, попал в десятку на слаломе-гиганте – 
и всё, так себе, мастер-середнячок. У Нади, которая добрых полтысячи 
беспомощных инвалидов научила отбивать чечётку, мои подвиги могут вызвать разве 
что снисходительную улыбку.
А с четвёртой лавиной решено: ждать, пока она накопит боеприпасы, – себе дороже,
 сегодня же будем её спускать.

* * *

Карусель подкатывает к нам кресла, мы плюхаемся и уносимся ввысь. Контролёры 
разбаловались, не помогают ни садиться, ни слезать – наш ненавязчивый сервис. 
Надя молча любуется склонами, после долгого перерыва они волнуют душу 
горнолыжника. Когда-то, задолго до нашего знакомства, Надя недурно каталась, да 
и теперь иной раз может показать класс. Наша беда в том, что мы увлеклись 
горными лыжами слишком рано, ещё в школьном возрасте, такие увлечения к 
тридцати обычно угасают; на всю жизнь влюбляются в лыжи те, кто познал их позже.
 Наде, например, теперь достаточно двух-трёх недель, чтобы год по склонам не 
скучать.
Слева над нами крутая и местами бугристая трасса скоростного спуска – предмет 
неусыпных забот Хуссейна: больше всего травм случается здесь. Хуссейн рад был 
бы её закрыть, да нельзя, трасса международная, одна из главных приманок 
Кушкола. Впрочем, и самая элементарная, туристская трасса не даёт Хуссейну 
скучать – скольжение идеальное, маслянистый фирн, а пойдёт жизнерадостный 
«чайник» на обгон, может и вылететь (и вылетает) на каменистые участки: лыжи – 
в щепки, руки, ноги – как повезёт.
Актау пылает на солнце, на склонах не протолкнуться, от разноцветных костюмов 
рябит в глазах. Спасатели, инструкторы орут в мегафоны: «Здесь закрыто, флажок 
не видишь?», «Куда обгоняешь?», «Дэвушка в синем, у тэбе плохо закреплён лыжа!» 
Крики, хохот, визг!
– БНП. – Я указываю Наде на двух новичков, которые пытаются на скорости сделать 
«христианию» – поворот с параллельным движением лыж. – Эй, ребята, помочь 
привязать лыжи?
Будущие Надины пациенты в знак благодарности шлют меня подальше, их пожелания 
ещё долго втыкаются в мою уплывающую вверх спину. Справедливо возмущены, лыжи у 
них супер, со штырьками, которые при падении автоматически выскакивают и 
втыкаются в снег, – у Тони Зайлера и Жана-Клода Килли подобных не было. За 
оскорбительное «помочь привязать» такие лыжи от горячего новичка можно 
схлопотать по морде.
– Держись, красавица!
С перекошенным от ужаса лицом, изо всех сил тормозя палками, полная девица 
влетает на бугор и, как птица с перебитыми крыльями, тяжело хлопается в снег. 
Любой чайник превосходно усваивает, как надо разгоняться, единственное, чего он 
не умеет, – это вовремя остановиться.
Склоны буквально пронизаны солнцем, лучи отражаются от белого снега, жарят – в 
Сочи так не сгоришь. В стороне от трасс, там, где снег подтаял, на разогретых 
чёрных камнях загорают «горнопляжники», проносятся бронзовые девочки в 
купальниках, мальчики в плавках, оглушительно гремят транзисторы – праздник 
жизни на склонах! Голубое небо, яркое солнце, ослепительный снег и чёрные камни 
– никакого кино не надо.
– Обрати внимание на скульптурную группу, – говорю я, – лично товарищ Петухов в