задирает и к женскому полу претензий не имеет, что в Кушколе с его 
легкомысленным климатом бросается в глаза и свидетельствует либо о похвальной 
супружеской верности, либо о возрастных явлениях. Алексей Игоревич – так его 
зовут – просил Ваню сведений о нём не разглашать, и о том, что в «Актау» 
проживает светило в области радиофизики, знают Ваня, я и по долгу службы Гулиев,
 которому радиофизика до лампочки и который предпочёл, чтобы Алексей Игоревич 
был заведующим магазином «Ковры». И Гулиев по-своему прав: баллотироваться в 
академики он не собирается, а какую пользу можно ещё извлечь из оторванного от 
жизни учёного?
Зал напряжён, наконец-то задан вопрос, имеющий прямое отношение к тому, что 
каждый ценит превыше всего.
– Давайте сначала поставим вопрос по-иному, – говорю я, – предположим, что 
лыжник видит несущуюся на него лавину. Практически убежать от неё почти 
невозможно – лавина из сухого снега развивает скорость до ста восьмидесяти 
километров в час; почти – потому что опытный, сохранивший самообладание лыжник, 
особенно если он на ходу, может успеть свернуть. Возьмём худший вариант: 
времени свернуть нет, но секунда-другая в запасе имеется. Прежде всего 
попытайтесь освободиться от лыж – это чрезвычайно важно, вы обретёте некоторую 
свободу действий; но вот лавина уже вас подхватила и куда-то несёт, вы 
беспомощны, но – два действия вам под силу: делайте плавательные движения, это 
даст шанс удержаться на поверхности, и, самое главное, опустите на голову 
капюшон, прикройте рот и нос! Ни в коем случае не забудьте это сделать, иначе 
пыль и лавинный снег могут быстро забить дыхательные пути и задушить.
Я делаю длинную паузу, чтобы насладиться абсолютной тишиной: даже барбосы и 
охламоны перестали ухмыляться и ёрзать. В зале находятся несколько человек, 
которые не хуже меня знают, как мало помогут мои наставления тем, кто попадёт в 
лавину, но это не имеет значения: людям свойственно во что-то верить и на 
что-то надеяться. Теоретически наставления безупречны, однако мой личный опыт 
говорит, что если уж лавина подхватила – твоё спасение зависит от тебя чуть 
больше, чем если бы ты попал в бетономешалку.
Я привожу примеры, рассказываю о лыжниках, чудесным образом спасшихся, – ни во 
что иные люди так не верят, как в чудеса. Я называю фамилии – это ещё 
убедительнее. Валентина Фоменко и Николай Петров – двое из одиннадцати – 
остались в живых, так как сохранили между снегом и дыхательными органами 
пространство, так называемые «воздушные мешки». Около получаса лежал в лавине 
Олег Фролов – можете взять у него автограф, он сидит в шестом ряду, в чёрном с 
белыми оленями свитере (это тебе за аплодисменты!). А обнаружить и спасти его 
удалось благодаря лавинному шнуру, кончик которого остался на поверхности, – мы 
точно знали, где Олега искать. Требуйте у дирекции напрокат лавинный шнур – и 
вы получите лишний шанс.
Гулиев исподтишка показывает мне кулак: завтра туристы насядут, а в прокатном 
пункте шнура нет. Сам виноват, я предупреждал.
– Ну а лучший, по секрету, способ спасения от лавин – это в них не попадать, – 
заключаю я под облегчённый смех аудитории. – Чего от всей души вам желаю.
Потом я отвечаю на несколько подобранных для меня записок, откланиваюсь и 
спускаюсь в зал – помочь маме и Наде с аппаратом. Публика расходится медленно: 
одни сгруппировались вокруг Олега, другим что-то заливает Гвоздь, третьи 
атакуют вопросами Хуссейна, четвёртые – маму и меня. Ко мне – чудное видение! – 
пробивается осрамленный перед всем залом барбос.
– Какого чёрта, – рычит он, – ты выдумал насчёт опоры?
– Мой сын ничего не выдумывает, – авторитетно говорит мама, делая акцент на 
слове «сын». Тоже отработанный приём: «Так это ваш сын?», «Ах, вам можно 
позавидовать!» и прочее.
– Разве это был не ты? – удивляюсь я, протирая глаза. – В самом деле – не ты. 
Меня иногда подводит зрительная память, тот малый тоже был похож на бульдога, у 
которого из-под носа стащили кость.
Барбос багровеет, мерит меня взглядом – я, пожалуй, потяжелее, это его не 
устраивает. – Не будь рядом твоей мамы…
– Это невозможно, – перебиваю я, – мы с мамой неразлучны. Моя мама всегда рядом,
 она не позволит, чтобы её сына кто-нибудь обидел. Правда, мама?
В глазах у барбоса сверкают искорки юмора.
– А ты парень ничего. – Он примирительно протягивает руку. – Анатолий. Где я 
мог тебя раньше видеть?
– Наверное, в кино, я иногда снимаюсь под псевдонимом Бельмондо.
– Вот что, снежный барс, занимайся своими лавинами, а кое от кого держись 
подальше… Условие задачи понятно?
– Не спортивно, – отрезаю я. – Пусть победит сильнейший.
Больше ничего примечательного в этот вечер не произошло.



На склонах Актау

Ночью мне снились горы – высоченные пики, гребни и кулуары, и все незнакомые, 
на них я не бывал; а под конец произошла удивительная вещь – я точно, в деталях 
повторил во сне одно на редкость неудачное восхождение и остро пережил все его 
стадии. Особенно когда принял решение спускаться по леднику, хотя отлично знал, 
чем это кончилось. Потрясающее ощущение – знать, что ты идёшь на верную гибель, 
и быть не в силах шевельнуть пальцем, чтобы задержать себя и ребят. 
Единственное, что я смог сделать, – это проснуться в холодном поту.