мешал, он бы уже давно женился.
– Безусловно, – соглашаюсь я, – и не один раз. Потому-то время от времени его 
нужно спасать.
Я подхожу к столику, за которым пьют кофе Олег и Осман, и даю им указания. 
Романы у Гвоздя развиваются со сверхъестественной быстротой: едва успев 
познакомиться, он уже готов создавать прочную семью и выполнять супружеские 
обязанности, а потом мне приходится убеждать приходящих на станцию туристок, 
что Гвоздь человек недееспособный и за свои обещания не отвечает, это у него 
осложнение после гриппа.
Олег и Осман подхватывают Гвоздя под мышки и вытаскивают на свежий воздух – 
протереть личико снегом, а к нам, широко улыбаясь, продвигается Гулиев, 
директор «Актау» и мой почти всегда верный друг. Когда у его брата в соседнем 
селении лавиной снесло дом и засыпало корову, я быстро и без волокиты выдал 
справку для Госстраха, и с тех пор Гулиев при встречах ласково похлопывает меня 
по диафрагме (он невысок, по диафрагме ему удобнее), по моим звонкам устраивает 
двух-трёх туристов в сезон и даёт маме отгулы в удобное для неё время. Но стоит 
появиться Мурату Хаджиеву, его непосредственному начальству, как Гулиев 
перестаёт меня замечать, а если я продолжаю нагло торчать на виду, ледяным 
голосом роняет: «Уваров, я занят, приходите в приёмные часы».
Но сейчас Мурата в пределах видимости нет – и я любим: «Максим», «дорогой» и 
«не имей сто рублей, а имей сто друзей». Сегодня я для Гулиева – мероприятие, 
строка в отчёте о культурно-просветительной работе, и он светится дружелюбием. 
Однако Хуссейн смотрит на него волком (директор при виде Мариам шалеет и 
забегает в бар значительно чаще, чем требуют его обязанности), и Гулиев 
переходит к делу. Кинозал уже полон, пора выступать. Он просит учесть, что 
лекцию будут слушать уважаемые люди, от которых многое зависит, и мне следует 
помнить, что репутация гостиницы… честь… достоинство… Кончив молоть эту чепуху, 
Гулиев за руку, будто я Иосиф Кобзон, выводит меня на сцену, дожидается 
окончания шквала аплодисментов (это злодействуют Олег, Осман и Гвоздь, я им это 
припомню) и вдохновенно декламирует:
– Разрешите вам представить нашего уважаемого лектора! Начальника местной 
лавинной службы! Мастера спорта международного класса по горным лыжам и 
альпинизму! (Вранье, на международный класс я не вытянул.) Снежного барса! 
(Опять вранье, у меня за душой два семитысячника, а не четыре, как требуется 
для барса.) Ученика выдающегося учёного и друга Кушкола профессора Оболенского, 
известного охотника за лавинами товарища… (длинная пауза, теперь бы в самый раз 
забыть мою фамилию – нет, всё-таки вспомнил) Уварова Максима Васильевича! 
Прошу!
Олег, Осман и Гвоздь зверски бьют в ладоши, кто-то из них орёт «бис» – и лекция 
начинается. Я рассказываю о лавинах, каких разновидностей они бывают и какое 
действие производят, а мама сопровождает лекцию слайдами. Они очень эффектны, 
мне подарил их в Инсбруке лавинщик Ганс Шредер, и публика с интересом 
разглядывает пейзажи австрийских и швейцарских Альп. Понемногу её внимание 
обостряется, так как на последующих слайдах эти пейзажи сняты после того, как 
сошли лавины. Вот станция Делас: в ночь на 12 января 1954 года лавина сорвала с 
рельсов стотонный паровоз и швырнула его в здание вокзала; а вот лавина в 
долине Грос-Вальзер, похоронившая целую деревню; другая лавина, полностью 
разрушившая альпийскую гостиницу «Боденхауз»; вертолёт, с которого ведутся 
спасательные работы…
Слайды впечатляющие, да и подробности я привожу драматические, но публика 
больше смотрит, чем слушает: Альпы – это далеко, а человек так устроен, что 
по-настоящему его трогает лишь то, что лично его касается. Поэтому атмосфера 
поначалу такая, словно на экране «Клуб кинопутешественников»: в зале сидят 
человек двести, они приехали сюда получить удовольствие и уверены, что главный 
их враг не какие-нибудь мифические лавины, а лавинщики, которые могут закрыть 
трассы. Ничего, я знаю, как нужно обращаться с этой публикой, скоро вы у меня, 
ребята, притихнете.
– Перехожу к ущелью Кушкол. – Я делаю знак маме. – В непосредственной близости 
от нас находятся пятнадцать лавин, которые имеют обыкновение сползать по 
нескольку раз в год. Значит, каждый из вас может и, наверное, станет свидетелем 
этого зрелища; я искренне надеюсь – свидетелем, а не участником, потому что 
иные туристы, вроде тех, что веселятся в третьем ряду (ораторский приём: все, 
как по команде, поворачивают шеи и смотрят на моих друзей барбосов, 
нашептывающих Катюше что-то очень смешное, она еле удерживается от смеха), в 
лавины не верят. Впрочем, два туриста, погибшие в прошлом году, тоже не верили 
(первобытная тишина, лица вытягиваются). Между тем обстановка в марте прошлого 
года была примерно такой, как сегодня: угрожавшие трассам лавины мы спустили, 
флажки вдоль трасс поставили, инструктаж провели… Посмотрите на экран: видите 
лыжню, уходящую налево от трассы? Это отправились за приключениями два 
бесстрашных лихача. Здесь присутствует начальник спасательной службы Хуссейн 
Батталов, напомните, пожалуйста, их фамилии.
Я и сам отлично помню, но немного театра не помешает.
– Борис Глухов и Тамара Карасева, – подсказывает Хуссейн. Ему было двадцать 
шесть, ей девятнадцать лет.
– Следующий кадр. – Я жестом благодарю Хуссейна. – Вот здесь, сразу же за 
знаком «Лавиноопасно!», они свернули – им очень хотелось покататься по целине, 
которую, как они полагали, мы закрыли из-за своей прихоти, – и сорвали 
небольшую, тонн на пятьсот, лавину. Крестиками обозначены места – видите? – где 
мы обнаружили их тела. Теперь другой случай.
Барбосы не сдаются, иронически на меня поглядывают и перешептываются. Помимо