Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Проза :: Европейская :: Россия :: Владимир Санин :: Владимир Санин - Семьдесят два градуса ниже нуля
<<-[Весь Текст]
Страница: из 77
 <<-
 
занесло многометровой толщей снега, на Востоке-1 только вехи стояли, а в 
полузасыпанный домик на Комсомольской можно было при желании даже зайти и 
вообразить, как он выглядел, когда люди вдохнули в него жизнь, И заходили, 
чтобы испытать чувство приобщенности к человечеству: хоть и бывшее, но всё-таки 
жильё! Не бездушная белая пустыня.
Двигаясь к Востоку, походники Гаврилова на каждой из этих станций оставляли 
цистерны с горючим и бочки с маслом – для себя же, на обратную дорогу. На 
Комсомольской тоже была оставлена цистерна. Никуда она деться не могла, разве 
что пурга, встретив на гладком куполе эту преграду, надела бы на неё белую 
шубу; никто не мог цистерну ни разбить, ни украсть, ни припрятать, а думали о 
ней походники с лютым беспокойством. Или, вернее сказать, с надеждой, к которой 
примешивалась глухая тревога.
Трудно жить человеку, когда нет перспективы. Если даже все у него сложилось 
хорошо, не давят невзгоды и не угнетают болезни. Так уж устроен человек, что 
ему обязательно нужно надеяться на лучшее, чем то, что у него есть. А в тяжёлые 
моменты жизни мечта спасает. Не самообман – бессмысленное утешение слабых, не 
больная фантазия нищего, который шарит по тротуару глазами в поисках туго 
набитого бумажника, а мечта, за которую нужно и стоит бороться.
Такой путеводной звездой стала для походников цистерна на Комсомольской.
Неделю назад радист и по совместительству метеоролог Борис Маслов, вытащив из 
снега термометр, воскликнул: «Шестьдесят два, привет, братва!» Тошка полез на 
цистерну – их две, по четырнадцать кубов каждая, везла на санях «Харьковчанка» 
– и отвинтил горловину. Изумлённо всмотрелся в содержимое цистерны и 
провозгласил:
– Кому киселю? Две копейки черпак!
Шутку не приняли. Механик-водитель относится к своей машине, как к живому 
организму: двигатель-сердце разгоняет по кровеносным сосудам соляр и масло, 
ведущая звёздочка и катки-суставы вращают гусеничную ленту, которая служит 
тягачу ногами. Как и живому организму, тягачу необходима каждая деталь. Но 
главное – это сердце. Если лопаются на гусеничных траках пальцы, летят на 
маслопроводах дюриты и случаются другие привычные мелкие поломки, водитель 
только чертыхается. А когда даёт перебои сердце, шутки в сторону.
Люди подошли к цистерне и молча смотрели, как Тошка пытается вылить из черпака 
соляр. Он не выливался! Жидкость потеряла текучесть. Густая, похожая на студень 
масса будто прикипела к черпаку. Топливо перестало быть топливом, кровь 
загустела!
О таких необычных явлениях рассказывали восточники, которые открыли, что при 
сверхнизких температурах в ведро с бензином можно опустить горящий факел, и тот 
погаснет, что соляр можно резать, как мармелад, а железная труба от удара 
кувалдой разлетается, словно она сделана из фарфора.
Наверное, для науки действительно очень важно и интересно было узнать, как 
изменяются свойства веществ в практических условиях, приближённых к космическим.
 Ступенька в познании объективного мира! Но мысли походников, молча смотревших 
да черпак в руке Тошки, были приземленнее. Они видели, что топливо загустело, и 
ясно представили себе причину и следствие этого явления.
В дизельном топливе после перегонки остаётся небольшая часть парафина. В летних 
сортах его больше, в зимних меньше. Для работы двигателя в условиях температур 
ниже 45° в зимнее топливо добавляется 15-20 процентов керосина. Если же в 
сильный мороз идти на недостаточно разведённом соляре, то в нём, стоит тягачу 
остановиться и заглушить двигатель, быстро образуются парафиновые пробки. Эти 
пробки забивают топливопровод и топливный насос, и солярка, как кровь, 
закупоренная тромбом, перестаёт обращаться.
Синицын!
«Гад, сволочь и сукин сын! – подумал Гаврилов. Если вернусь, прибью!»
«Если вернусь, – резануло по сердцу. – Попробуй дойди на таком мармеладе…»
Ярость душила Гаврилова. Он рванул подшлемник и вдохнул ртом воздух, один раз, 
другой. Обжёг лёгкие, задохнулся.
– Батя, надень! – бросился к нему Антонов, но Гаврилов отпихнул его, полез на 
цистерну, взял у Тошки черпак и повертел им в горловине.
Надвинул подшлемник и спустился вниз. Окинул взглядом напряжённо застывших в 
полутьме ребят.
– Влипли, как муха в варенье, – хрипло вымолвил Игнат Мазур.
– Ужинать! – приказал Гаврилов, и все пошли на камбуз.
И отныне двигались ночью и мечтали о цистерне, которую они оставили на 
Комсомольской: а вдруг в ней зимнее топливо? Понимали, что если уж в одной 
цистерне студень, то и в остальных скорей всего то же, но всё-таки надеялись, 
заставляли себя верить. А вдруг? Хотели было послать Синицыну на «Визе» 
радиограмму, спросить, потребовать, чтобы ответил по-честному, но Гаврилов 
запретил. Сказал, что не стоит унижаться, а сам про себя подумал, что 
отрицательный ответ лишит ребят надежды и кое-кто может пасть духом. Надежда – 
тоже топливо, без неё не дойдёшь. Не будет удачи на Комсомольской – можно 
помечтать о цистерне на Востоке-1, там осечка – верь в цистерну на Пионерской. 
А оттуда до Мирного меньше четырехсот километров, на святом духе дойдём.
С каждым днём все холодало, и скоро стало семьдесят градусов ниже нуля.
Очередной бросок начинали так. Растапливали в бочке на костре масло, которое 
стало твёрдым, как битум, и заливали по шесть – восемь вёдер на тягач. Тут же 
запускали прогреватель, грели антифриз и масло. Антифриз набирал тепло 
значительно быстрее, и тогда прогрев прекращали, чтобы антифриз отдал избыток 
тепла маслу. Потом снова начинали и снова прекращали, и так много раз, пока 
масло не нагревалось до плюс десяти градусов, а антифриз – до плюс восьмидесяти.
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 77
 <<-