заснуть: сообщат курс – запевай, а не сообщат – пешком, ползком пойдём искать 
ворота. Найдёшь их, как же —прямо в рай… Ребята небось в балке томятся, гадают, 
почему это сеанс затянулся. Уходили – как хоккеисты вратаря по плечу хлопали: 
«Давай, Борька». Им хорошо, они каждый за себя отвечают, а в шайбе всегда 
виноват вратарь. Спасибо, ребята, за любовь и доверие…»
Сунул руку в ящик стола, вытащил кипу листков. У Ленькиной матери день рождения,
 а поздравление не отправлено. Мамочка, скажем прямо, три радиограммы в неделю 
от сыночка требует, чуть задержка – поднимает тревогу на сто слов. И докторские 
родители такие же психи, а у них, как на грех, тридцатилетие супружеской жизни 
– вот она, Лешкина радиограмма. Тоже будут бить во все колокола. Догадаются в 
Мирном – соврут что-нибудь помехи, мол, в ионосфере. Хорошо ещё, что свою родню 
не разбаловал, приучил: раз в неделю «Жив, здоров» – и никаких тебе слюней.
Снова заставил себя думать о другом. Ребята наверняка веник на радостях 
докуривают – Тошкин эрзац-табак. Этому шкету все нипочём, на собственных 
похоронах фортели будет выкидывать. Сидит братва, концентраты жуёт, а Тошка 
приютился в углу, язык набок, накорябал что-то на бумажке – и прошу, товарищ 
Маслов, принять срочную радиограмму от члена коллектива Петра Задирако: «На 
деревню дедушке Макарову Алексею Григорьевичу. Дорогой дедушка, возьми меня 
отсюда. Мясо все слопали, никому я больше здесь не нужен, а намедни Гаврилов 
хотел меня высушить и пустить на курево…» Животы надорвали. Нигде не пропадёт 
Тошка – счастливый характер.
Великая сила – характер, кому-кому, а радисту это известно. Хотя радист, 
дорогие товарищи, докторского образования и не имеет, а никакой доктор ему в 
подмётки не годится, когда надо поднять человеку настроение. Ну, воздействовать 
на психику, что ли. Дурак-радист здорового мужика в хлюпика превратит, а умный 
из хлюпика сделает богатыря. Взять, к примеру, Савостикова. Мускулов вагон, а 
характера – маленькая тележка, совсем сдал парень после того, как заблудился в 
позёмку. Тогда не кто-нибудь, а он, Борис, попросил Валеру сочинить текст, батя 
подписал, и пошла в Ленинградский спорткомитет радиограмма о геройском 
поведении мастера спорта Савостикова, спасшего начальника поезда. И такое 
оттуда поздравление Ленька получил, что по сей день готов вместо тягача сани 
тащить. С Валерой – наоборот. Жена сообщила, что тяжело заболел отец, 
подозрение на рак. Зачем? Пошлют за Валерой «ТУ-104» и доставят в Москву? 
Пришлось задержать радиограмму, а жену надоумить: сочувствуем, но просим учесть 
ситуацию.
А как в прошлом походе Серёгу Попова лечили? Отпетым циником и бабником был 
Серёга (был! Он-то есть, ты будешь или не будешь – вопрос), в тридцать четыре 
года неженатый, один у него разговор – женщины: как они – Антонина, Рая и 
другие – его обожают. Борис и предложил провести курс лечения. К обеду на 
десерт – первая радиограмма: «Дорогой мой ненаглядный твой сыночек уже 
толкается тук-тук в июне поеду рожать к твоим хочу назвать Сереженькой 
телеграфируй согласие. Твоя Марфуша».
Два дня Попов обалдевший ходил, за голову хватался: «Вот змея!» Выдержали 
Серёгу неделю – и хлоп на стол новую радиограмму: «Согласно заявлению гражданки 
Петриковой Антонины Николаевны и показаниям свидете– лей двое близнецов 
рождённых упомянутой гражданкой зарегистрированы вашу фамилию тчк Соответствии 
законом алименты взыскиваются вашего расчётного счета тчк Завзагсом Рудаков». 
Серёга чуть не слёг, но батя велел добавить ещё. Добавили – радиограмму от 
родителей: «Приехала из Рязани Раиса на седьмом месяце говорит твой сообщи 
срочно принимать как невестку или нет». Тут Серёга озверел, стал заикаться, и 
батя при всех сказал: «Поможем тебе, Попов, выручим, но обещай коллективу: о 
бабах больше ни звука». – «Да я… чего хочешь! Землю есть буду!» – «И с этим 
делом покончишь?» – «Батя! Клянусь!» Тогда признались…
Десять минут. Ну, родные мои, Володька, Генка, не томите душу, скажите, что 
записали и расшифровали! Если даже нет у Макарова на карте той проклятой вехи, 
хоть совесть будет спокойна… Вахты за вас нести буду, полы мыть в рубке!
Проверил настройку, поправил наушники.
– Батя, время!
Гаврилов покряхтел, встал, подошёл к рации.
– Чего руки дрожат? Лошадей воровал?
– Х-холодно…
Гаврилов набросил на плечи Бориса свою каэшку.
– Эфирное создание… Может, микрофоном попробуешь?
– Не выйдет, батя.
– Все у вашего брата радиста шиворот-навыворот. От Комсомольской работали 
микрофоном, а у самого Мирного – морзянкой, и то слышимость будто комариный 
писк.
– Спроси у радиофизиков, я в теории не очень… Начали!
– Переведи эту тарабарщину на человеческий язык, Ну?
– РСОБ, РСОБ, РСОБ, я УФЕ, я УФЕ, Мирный вызывает поезд, Мирный вызывает поезд, 
как слышите меня, приём… Гаврилова вызывает Макаров, у рации Макаров… Ваня, 
твой запрос не разобрали, не поняли… Если тянешь технику на буксире, разрешаю 
все оставить, иди на одной «Харьковчанке», на одной «Харьковчанке»… У тебя дома 
все нормально, у ребят тоже. Ваня, уверен, что молчишь из-за поломки рации, 
из-за поломки рации… Как понял меня? Приём… Ваня, дружище, каждый час буду 
выходить на связь, слежу на всех частотах. Твой Алексей Макаров.
Борис уронил голову на грудь, замер.
– Не поняли…– раздумчиво, самому себе сказал Гаврилов. – Жаль, что не поняли… 
Зови ребят. Начнём, сынок, все сначала.