СЕРГЕЙ ПОПОВ

Перед самым вылетом с Востока приятель-магнитолог подарил Попову бутылку спирта 
– лучше бы сам её выпил. Всю ночь Сергей Попов просидел с Мишкой Седовым, день 
проспал, а вечером выбрался из дома подышать свежим воздухом – нет «Оби», ушла. 
Жалко! Друзей не проводил, не помахал рукой с барьера…
Долго проклинал он ту самую бутылку.
Неприятности начались с разговора в кабинете начальника экспедиции. Макаров и 
начальники отрядов слушали внимательно, задавали вопросы, уточняли. Того, чего 
Попов опасался, не произошло: никто не осуждал его, не упрекал за то, что он 
выбрал самолёт. Прочитанное вслух письмо Гаврилова подтверждало: в обратный 
поход пошли только добровольцы, и никаких претензий к тем, кто улетел, у него 
нет.
– А Сомов и Задирако почему все же остались? – поинтересовался Макаров.
– Никитин нажал, – ответил Попов. – Уговорил в последнюю минуту.
– А тебя не уговаривал?
– Нет. А то бы я тоже остался!
Выпалил – и покраснел. Глупо прозвучало, по-мальчишески. Никто, однако, не 
усмехнулся, будто не слышали.
– Мне идти? – Тоже не самое умное сказал: начальство лучше знает, когда 
отпустить.
– А куда собираешься идти-то? – Макаров на этот раз усмехнулся. – Куликов, 
возьмёшь его к себе?
– Обойдусь, – коротко ответил начальник аэрометотряда.
– Кто берет Попова?
– Я беру, – пробасил Сорокин, заместитель начальника по хозяйственной части. – 
На камбуз, мыть посуду.
– Чего? – Попов не поверил своим ушам.
– Замётано, – Макаров кивнул. – Иди, Попов.
– Шутите, Алексей Григорьич?
– Можешь идти!
Вышел – как с ног до головы оплёванный. Снял шапку, подставил сырому ветру 
разгорячённую голову. Он, Сергей Попов, штурман четырех трансантарктических 
походов, будет кухонным мальчиком? Дудки!
Тогда и начал проклинать подаренную бутылку спирта, из-за которой проворонил 
«Обь». Хлопнул бы на стол заявление – и будьте здоровы! Не было ещё такого, 
чтобы один человек за всех мыл посуду. Каждый отряд по очереди обслуживал 
камбуз. Значит, решили наказать, отомстить за то, что не улыбается начальству, 
как другие… Кто другие – в голову не приходило, но было ясно, что они наверняка 
имеются. Ещё пожалеете о Серёге!
Сутки валялся на койке в пустом доме (из транспортного отряда один Мишка Седов 
в трех комнатах жил), курил одну сигарету за другой. Утром следующего дня 
явился на камбуз.
– Чего делать? – буркнул, не глядя на шеф-повара Петра Михалыча.
– Работа у нас не простая, не всякому уму постижимая! – с обычными своими 
вывертами запел повар. – Запамятовал, ты по каким наукам главный у нас 
специалист?
– Брось трепаться, Михалыч!
– Высшую математику знаешь?
– Ну, и дальше что?
– Тогда прикинь: сколько воды нужно натаскать и нагреть, чтобы выдраить два 
котла и десять штук кастрюль?
Сплюнул от злости Попов и отправился за водой.
Попов не слукавил: подойди к нему Валера, попроси: «Оставайся, Сере– га», – 
остался бы. Ноги не шли в самолёт, на каждом шагу оборачивался, прислушивался, 
не зовёт ли кто, но никто не звал, даже проститься не пришли.
Ой, как не хотелось улетать одному!
Самолюбие заставили и обида. Васе и Пете поклонились, ему – нет. Почему? Любили 
их больше? Ну, Петя, положим, ангелок без нимба, его всякий погладит, а с Васей 
близок разве что его кошелёк. Кто на стоянках в инпорту не считал валюты 
для-ради приятелей? Он, Серёга. Кого ни минуты в покое не оставляли, теребили: 
«А дальше что было?» Серёгу. Кому из штурманов батя верил больше всего? Ему, 
Серёге! Так почему же не подошли, не сказали по-человечески: «Брось ерепениться,
 кореш, поползём вместе»? Ломал голову, не мог понять, почему им поклонились, а 
ому нет.
Между тем никакого секрета здесь не было.
Иной человек при первом знакомстве не нравится, даже вызывает антипатию: он как 
бы присматривается к новым товарищам, не торопится лезть в компанию и потому 
кажется высокомерным, много о себе мнящим. Но понемногу обнаруживается, что это 
вовсе не высокомерие, а сдержанность и скромность, высокоразвитое чувство 
собственного достоинства; в деле нет лучше таких людей. И уважение товарищей 
приходит к ним не сразу, зато надолго и прочно.
Другой же – с первой минуты любимец, он не ждёт, пока его примут, – сам входит 
в компанию, заражает всех своей жизнерадостностью. Не человек, а дрожжи! 
Распахнутая душа – залезай, для всех места хватит! Но проходит время, и 
выясняется, что это внешний блеск – мишура, плёнка сусального золота, под 
которой скрывается обыкновенная железяка. А жизнерадостность, весёлость новичка 
– колокольный звон: отгремел и исчез, оставив после себя пустоту. И былое