|
деквалификация, безмерно тяжёлые условия и прочее. Но если так, то не случайный
ли он человек, не отторгает ли его Антарктида?
Если разобраться, ворошил прошлое Алексей, сюда его привела короткая и даже
анекдотическая цепочка случайностей.
Началось с того, что и в мединститут, о котором мечтал со школьной скамьи, он
попал, можно считать, случайно. На вступительном экзамене по литературе дерзко,
по-мальчишески написал, что, живи Анна Каренина в на– ше время, она не
бросилась бы сдуру под колеса, а обратилась бы за помо– щью и поддержкой в
профсоюзную организацию. Грамматических ошибок в сочинении не было, и
экзаменатор в порыве либерализма поставил автору тройку, но из-за этой тройки
до проходного балла Алексей чуть-чуть не дотянул. Решил податься в
Технологический – ходили слухи, что там недобор. Пошёл в приёмную комиссию
забирать документы и буквально поймал в свои объятия поскользнувшегося на
апельсиновой корке толстяка с портфелем.
– Безобразие! – буркнул толстяк.
– Это насчёт того, что я помешал вам загреметь вниз по лестнице?
– Я имел в виду мерзавца, бросившего корку.
– Кстати, вы снова наступили – на другую.
– Юноша! Вас послало ко мне провидение! Спасибо.
– Благодарите Анну Каренину, – проворчал Алексей и направился было дальше, но
толстяк его остановил:
– А почему, собственно, я должен её благодарить?
– Долго рассказывать, – с некоторой досадой ответил Алексей. – Простите, я
спешу.
– Забирать документы? – И, улыбнувшись отразившемуся на лице Алексея изумлению,
добавил: – Не удивляйтесь, я заведую кафедрой психологии. Излагайте.
Вот и получилось, что благодаря никчёмной апельсиновой корке Алексей всё-таки
попал в медицинский институт. С блеском его окончил и получил лестное для
выпускника приглашение в клинику экспериментальной хирургии. За четыре года
работы набрался кое-какого опыта, самостоятельно проделал ряд интересных
операций и стал уже задумываться над диссертацией, как в цепочке случайностей
появилось второе звено.
В отдельной палате, над которой шефствовал доктор Антонов, лежал в ожидании
пустяковой операции известный актёр, красавец и любимец публики. Руководство
клиники во всем ему потакало и даровало множество привилегий, главной из
которых был свободный доступ посетителей, точнее, посетительниц, засыпавших
цветами ложе скорби своего кумира. Другие больные роптали, и Алексей понемногу
возненавидел своего пациента, Фанфана-Тюльпана на сцене и беспримерного труса в
жизни, умирающего от страха при мысли об операции. Однако что мог поделать
рядовой доктор, если сам главный врач ежедневно навещал больного и самолично
заглядывал в скрытое от глаз широкой публики место, подлежащее хирургическому
вмешательству!
Но однажды терпение Алексея лопнуло. В святое время обхода доктор застал в
палате весьма эффектную особу, которая сочувственно внимала возвышенным мыслям
актёра: «О Шекспир! О святое искусство!»
– У меня дама, – с королевским величием заявил актёр. – Зайдите позже.
– Пардон, – сдерживая бешенство, с улыбкой проговорил Алексей. – Я только хотел
напомнить, чтобы вы не забыли сегодня вечером и завтра утром сделать
очистительную клизму с ромашкой!
И, с огромным удовлетворением взглянув на отвисшую челюсть пациента, вышел из
палаты. Вслед за ним пулей выскочила особа. Она прислонилась к стене и,
всхлипывая, смеялась до слез.
– Хотите валерьянки? – предложил Алексей.
– Какой у него был идиотский вид! – обессилев, пролепетала особа.
– А ведь и в самом деле идиотский! – расхохотался Алексей. – «О Шекспир!..»
– «О святое искусство!» – изнемогала она. – Боже, какая я дурёха!
Так Алексей познакомился с Лелей.
Актёр учинил грандиозный скандал, и главный врач потребовал, чтобы доктор
Антонов немедленно извинился перед своим пациентом.
– Ни за что па свете! – отрезал Антонов и, сузив глаза, добавил: – Впрочем,
извинений не потребуется. Я ухожу по собственному желанию.
– Голубчик, – неожиданно смягчился главный врач, ну зачем так?.. Я понимаю, что
вы… Но, честно говоря, признайтесь, что немножко чересчур, а?
Алексеи пожал плечами и вышел. Когда он через несколько минут принёс заявление,
главный врач в смущении расхаживал по кабинету.
– Погодите, спрячьте своё заявление, у меня есть одна идея… Вы молоды, сильны…
Лет двадцать с лишним назад, в ваши годы, я бы даже не задумывался… Понимаете?
– Пока нет, – терпеливо ответил Алексеи.
– Да, я же ещё не сказал… Мне вчера звонили полярники, им срочно нужен хирург в
антарктическую экспедицию. Я обещал порекомендовать им человека.
– С удовольствием! – вырвалось у Алексея.
– Ну, тогда решено. – И главный врач снял телефонную трубку.
Через три месяца, простившись па причале с родителями и Лелей, врач-хирург
антарктической экспедиции Антонов стоял па палубе «Оби» и смотрел на угасающие
вдали огни Ленинграда.
Разговаривать ни с кем не хотелось, а деться некуда, во всех каютах шла
отвальная, и Алексей всю ночь просидел в музыкальном салоне, глядя в окно на
осеннюю Балтику и думая о своих сложных взаимоотношениях с Лелей.
Они встретились в первый же день их знакомства и поужинали в ресторане на
Невском. Почему она пришла навестить этого актёра, Леля не объяснила; впрочем,
|
|