– Снова остришь? Это позиция холодного наблюдателя!
– Почему холодного? Анатоль Франс сказал: «Дайте людям в судьи иронию и 
сострадание». Вот что мне по душе!
– Непротивление злу насилием?
– Я рядовой инженер-механик, а не специалист по моральному облику, друг мой. А 
ты врач. Поставь на ноги батю, вылечи ребятам помороженные лица и руки, а также 
сними с меня горчичники и выгони из «Харьковчанки» как симулянта. Каждый должен 
возделывать свой сад.
– Услышал бы тебя батя…
– Думаешь, не слышал?.. Сколько раз спорили…
– Ну и, признайся, песочил тебя за такие взгляды?
– Было дело… Середины для него не существует – либо белое, либо чёрное. Как он 
меня только не обзывал! и хлюпиком, и амёбой, и гнилым интеллигентом, но я не 
обижался, потому что…– Валера улыбнулся, – свой разнос он заканчивал так: «Не 
хрусти позвонками, сынок, шею вывихнешь. Кого люблю, того бью…» Батя мне – 
второй отец…
– Ладно… Сейчас начнёшь кричать, что я использую недозволенные аргументы и 
насилую твою психику… Так вот, рядом лежит родной тебе человек, ставший жертвой 
равнодушия. А ты…
– Выходи его, Лёша!
– Твоё ходатайство решает дело. Дурак ты, Валерка!
– Пусть дурак, пусть кретин… Я его знаю лучше, вы – только по работе… Он 
удивительный, все у него безгранично – и честность, и мужество, и ненависть, и 
любовь… Не видел я таких людей, Лёша!
– Тише, разбудишь, дай горчичники сниму. Ну, легче откашливается?
– А, к черту…
– Лезь обратно в мешок… гнилая интеллигенция. Значит, не пойдёшь со мной 
Синицына бить? Валера потемнел.
– Если с батей что случится – пойду и убью.



АЛЕКСЕЙ АНТОНОВ

Алексея походники не узнавали, доктор стал молчалив, неулыбчив, даже угрюм. За 
все шесть педель ни разу не взял в руки любимую гитару, а когда его просили об 
этом, отнекивался, ссылался на помороженные пальцы. Спрашивали Бориса, не 
получал ли доктор каких плохих известий, – оказалось, не получал. Осторожно 
допытывались у Валеры, но тот ничего не сказал и лишь посоветовал ребятам не 
лезть Алексею в душу.
Будь Антонов новичком, его поведение можно было бы легко объяснить: не выдержал 
док, кишка оказалась тонка. Но за ним числился уже один поход, безупречно 
проведённая зимовка.
Полярники – народ требовательный: им мало того, что доктор умеет вырвать зуб 
или лёгким ударом ладони вправить вывих, им ещё нужно в этого доктора поверить 
как в человека. Особенно походникам: и потому, что дело у них поопаснее, чем у 
других, и потому, что в массе своей они обыкновенные работяги – в том смысле, 
что профессии механика-водителя отдаются целиком, раз и навсегда, считают её 
для себя самой подходящей и ни на какую другую не променяют. И человек, 
зарабатывающий себе на хлеб не физическим, а умственным трудом, уживается среди 
походников далеко не всегда, к нему будут долго присматриваться, чтобы, понять, 
что он собой представляет.
Если этот человек нарочито огрубляет свою речь, лезет вон из кожи, чтобы 
показаться «своим в доску», – отношение к нему будет ироническое. А если 
останется самим собой и ничем не выкажет своего превосходства (иной раз 
иллюзорного, потому что диплом не заменяет ума, и недаром в народе шутят, что 
лучше среднее соображение, чем высшее образование), тогда его признают своим – 
будут от души уважать.
В Мирном походники жили вместе – в одном доме, и когда Алексей приходил к 
Валере поговорить, ребята присаживались рядом, включались в разговор. Что же 
касается бати, то, мало знакомый с научной терминологией, он тем не менее легко 
вскрывал суть любого спора на абстрактную тему и простыми, но несокрушимо 
логичными аргументами клал на лопатки и Валеру и Алексея.
Очень любили походники эти вечера, не раз вспоминали о них и жалели, что доктор 
притих и ушёл в себя.
Как-то в один из тех вечеров разговор зашёл о роли случая в жизни человека – 
тема неисчерпаемая и богатая примерами. Алексей доказывал, что судьба индивида 
зачастую зависит от слепого случая. Валера возражал, и тогда Алексей предложил 
каждому рассказать, как он стал полярником. И оказалось, что многие походники 
попали в Антарктиду вроде как бы но воле случая!
Гаврилов молча лежал на своей койке, а когда до него дошла очередь, сказал:
– Послушал бы кто со стороны этот трёп, решил бы, что всех вас, как птичек, 
занесло сюда ветром. Ты, Лёша, рассказывал в прошлый раз про неудачи с 
пересадкой сердца, что организм отторгает чужеродную ткань. Так вот, сынки: в 
Антарктиду, конечно, можно попасть и случайно. Но случайного человека 
Антарктида не примет. Отторгнет!
В последнее время Алексей не раз вспоминал ту вечернюю беседу. Склонность к 
самоанализу побуждала его к размышлениям, иной раз мучительным. Сознавая, что 
па его настроение решающим образом влияет молчание Лели, он в то же время искал 
и находил и другие причины: малая профессиональная отдача, в какой-то мере даже