Юра удивился: оказывается, Загладин уже знал о нем!
   - Домой.
   - Передашь дяде... - строгим голосом сказал Загладин, - Викентию Пав-
ловичу... что тетя Агафья приедет сегодня вечером. Если, конечно, придет
пароход. - Посмотрел мальчику в глаза и добавил: - Время-то  сам  знаешь
какое - пароходы ходят нерегулярно.
   Дотронувшись рукой до козырька кепки, он небрежно повернулся и  дело-
вито зашагал к складам мимо скучающего  часового,  бросив  ему  на  ходу
что-то, по-видимому, веселое, потому что часовой отставил в сторону вин-
товку и засмеялся. А Загладин уже шел мимо открытых настежь огромных ла-
базов, в глубине которых высились бунты пшеницы, мимо высоких пирамид из
бочек, потом скрылся за горами обсыпанных мукою мешков,  пыльных  тюков,
лохматых кулей и ящиков, что возвышались на всей площади складов.
   Юра торопился, потому что опаздывал к обеду. Своим ключом он отомкнул
калитку, вбежал в густую, вялую от зноя зелень палисадника и только  хо-
тел подняться на крыльцо, как услышал через открытое настежь окно столо-
вой взволнованный голос Ксении Аристарховны:
   - Не впутывай, слышишь, не впутывай Юру в свои дела. Он слишком мал!
   - Перестань! - раздраженно отозвался Сперанский. -  Ты  думаешь,  мне
самому легко? Но так надо.
   "О чем это они?" - бегло подумал Юра, и неясная тревога коснулась его
сердца. Он, нарочито громко стуча каблуками по крыльцу, вошел  в  прихо-
жую.
   Уже за столом под смущенные взгляды Сперанской он рассказал, что при-
нес крупу и что по просьбе Бинского ездил на Подол и поэтому задержался.
Слово в слово передал Викентию Павловичу то, что велел сказать Загладин.
   - Ну и слава богу! - вздохнула Ксения Аристарховна. - Слава богу, что
все обошлось... Сперанский строго взглянул в ее сторону и тоже облегчен-
но вздохнул, обращаясь к Юре:
   - А твоя тетя разволновалась и отругала меня. - Он притянул Юру к се-
бе, прижал его голову к своему жилету и непонятно почему сказал: - Ниче-
го, Юра, все образуется...
   - Какие хорошие все-таки люди, - подумал о них у себя в комнате  Юра,
- как они обо мне заботятся! Как переживают!" И все же  в  глубине  души
шевелилось какое-то смутное предчувствие разочарования... "Что они скры-
вают от меня? Что не договаривают?"
   А вечером над городом раскололись, как поздние громы, тревожные звуки
набата - такие громкие, что казалось, вот-вот с куполов посыплется позо-
лота. Им тотчас ответили гудки пароходов. По Никольской побежали  встре-
воженные люди, на ходу растерянно перебрасывались между собой:
   - Горит!
   - Где горит-то?
   - Кто-то сказал - на вокзале.
   - Нет, на пристани.
   - Что там?..
   А кто-то также запальчиво утверждал.
   - Белые идут!
   - Откуда тут возьмутся белые? Петлюра возвертается!  -  возражал  ему
кто-то. - Ясно одно! Красные сдают Киев. И видать, все сжигают.
   Викетий Павлович стоял у окна, напряженно вслушивался во всполошность
колоколов и гул людских голосов.
   - Что-нибудь случилось? - испуганно спросила его жена.
   - Сейчас каждый день что-нибудь случается, - ответил Викентий  Павло-
вич и, наспех накинув пиджак на плечи, вышел к калитке.  Следом  за  ним
выбежал и Юра.
   В конце улицы над домами медленно расползалось по небу огромное  баг-
ровое зарево.
   - А может, это тот самый пароход горит? - высказал робкое предположе-
ние Юра.
   - Какой еще пароход? - с удивленной бессмысленностью посмотрел на Юру
Викентий Павлович.
   - Ну... на котором тетя Агафья...
   Эта фраза почему-то не понравилась Викентию Павловичу.
   Он раздраженно сказал:
   - Прекрати болтовню, Юрий! И вообще, марш в дом!
   Юра медленно и неохотно побрел к крыльцу, не понимая, за  что  сейчас
на него накричали, и от обиды до боли закусил нижнюю губу.
   А Викентий Павлович вышел на улицу, спросил у пробегавшего мимо рабо-
чего:
   - Что там горит, товарищ?
   - Ломакинские склады! - ответил тот, с горечью поглядывая вперед,  на
дымы, что пластались над городом.
   - Что вы говорите! - сочувственно сказал Викентий Павлович.
   Охваченные огнем со всех сторон, полыхали склады. Горело зерно. Ярким
пламенем были охвачены кубы прессованного сена.
   Коробились в огне сапоги, тысячи пар сапог. Звонко лопалась и  разле-
талась в разные стороны черепица. Рушились и оседали к земле приземистые
лабазы. Черный дым затягивал купола церкви Братского монастыря,  стлался
траурным покрывалом над улицами - и жирная, бархатистая копоть  неслышно
опадала к ногам напуганных людей.
   ...К утру