не  на  паркете  Гене-
рального штаба постигали войну. Но поверьте старому солдату,  храбрость,
самообладание и выдержка нужны не только на поле брани.  В  штабах  тоже
стреляют, капитан, правда перьями и бумагой.  Но  голову,  смею  уверить
вас, сохранить не намного легче, нежели в окопах...
   Кольцов с покорным достоинством склонил голову:
   - Благодарю за доверие, ваше превосходительство! Почту за честь  слу-
жить под вашим командованием!
   - Вы меня знаете? - Ковалевский внимательно посмотрел на Кольцова.
   Кольцов снова сдержанно поклонился. Теперь его полупоклон должен  был
означать уважение и почтительность:
   - Кто не знает имени генерала, который первым  на  германском  фронте
получил за храбрость золотое оружие! Имени генерала, который под  Тарно-
полем вышел под пули и увлек за собой солдат в штыковую атаку!
   - На войне как на войне, капитан! - Ковалевский задумчиво оперся  ще-
кою о ладонь, глаза у него стали отстраненными, словно мысленно он  вер-
нулся в те дни, когда честолюбивый, полный сил, он ждал от жизни  только
удач, когда неудачи и жестокие поражения, отступления перед  противником
были у других, а не у него, Ковалевского. Ему было  трудно  сейчас  вер-
нуться из того далека в салон-вагон, где были его товарищи  по  войне  -
Львов, Щукин и этот храбрый и тоже, как когда-то он сам, удачливый капи-
тан. Но он пересилил себя. И тихо сказал в прежней доброжелательной  то-
нальности: - Вы свободны, капитан.
   Когда Кольцов вышел, Львов спросил:
   - Предполагаете - адъютантом, Владимир Зенонович? - В голосе  полков-
ника явственно звучало одобрение.
   - Возможно, - кратко отозвался Ковалевский тем тоном, который  обычно
исключает необходимость продолжать начатый разговор.
   Поднялся Щукин, который до сих пор молча сидел в  углу  салон-вагона,
внимательно следя за разговором командующего и Кольцова.
   - Владимир Зенонович, ротмистр Волин прежде служил в жандармском кор-
пусе. С вашего разрешения, я хотел бы взять его к себе.
   Ковалевский готовно кивнул, соглашаясь со Щукиным и отпуская его  од-
новременно.
   Оставшись наедине со Львовым, командующий пригласил его сесть  побли-
же.
   - Я понимаю, Михаил Аристархович! После всего пережитого вы, конечно,
хотели бы получить кратковременный отпуск?
   Полковник Львов недоуменно посмотрел на командующего и почти не заду-
мываясь тотчас же решительно ответил:
   - Напротив, Владимир Зенонович! Я сегодня же намерен выехать  в  вве-
ренный мне полк.
   - Нет. В полк вы не вернетесь... Вам известна фронтовая обстановка?
   - Да, Владимир Зенонович, - со скорбью  в  голосе  ответил  полковник
Львов. - Падение Луганска крайне огорчило меня...
   - Генерал Белобородов сдал город, проявив нераспорядительность,  без-
дарность и личную трусость, -  раздраженно  сказал  Ковалевский.  -  Го-
товьтесь принять дивизию у Белобородова. Луганск для  нас  очень  важен,
взять его обратно нужно как можно скорее...
   Назначение Львова командиром дивизии казалось  командующему  удачным,
он верил в то, что полковник сможет благоприятно повлиять на исход  опе-
рации. Все больше утверждаясь в этой мысли, Ковалевский тепло подумал  о
Львове, благодарный ему и за готовность, с которой полковник принял  от-
ветственное поручение, и за самое возможность дать это поручение  именно
ему. И тут же мелькнула грустная мысль, что вот встретились  они,  люди,
давно знакомые, даже друзья, а разговор их носит сугубо деловой,  офици-
альный характер, без малейшей интимности, теплинки, которая  обязательно
должна присутствовать в отношениях людей, давно и хорошо знакомых и сим-
патичных друг другу. И Ковалевскому вдруг захотелось внести эту  теплин-
ку, заговорив со Львовым о чем-то личном и важном только для него.
   Командующий знал, что семья полковника находится на территории, заня-
той красными, что судьба жены и сына Михаилу Аристарховичу неизвестна, и
это постоянно мучило и угнетало его. Он понимал, что за  дни  отсутствия
Львова вряд ли могла  проясниться  неизвестность,  но  все  же  спросил,
чувствуя, что сейчас уместно и нужно проявить участие и  неважно,  какая
фраза будет произнесена первой:
   - О жене и сыне по-прежнему никаких известий. Михаил Аристархович?
   - Самое немногое, Владимир Зенонович, - ответил Львов  с  той  готов-
ностью, которая подсказала Ковалевскому, что он ждал этого  разговора  и
благодарен за него. - С оказией удалось узнать, что Елена Павловна и Юра
выехали из Таганрога в Киев, там живет моя сестра. Выехать  выехали,  но
доехали ли? Так что неопределенность осталась.
   - Да-да! - страдальчески поморщился Ковалевский. - Ужасно, что мы  не
смогли защитить, уберечь самое для нас дорогое от всей этой кровавой ре-
волюционной неразберихи. Знаете, я даже  доволен,  что  не  имею  сейчас
семьи. Слава богу, хоть этот тяжелый груз не давит. - И,  спохватившись,
снова вернулся к прерванной теме: - Пожалуй, Елене Павловне лучше бы ос-
таваться в Таганроге, мы будем там скорее, чем в Киеве.
   - Но Леночке ведь неизвестны штабные планы, да и сводок с фронта  она
наверняка не читает. Запуталась, заметалась... - Голос Львова дрогнул от
волнения.
   - Будем уповать, что все обойдется