- Английский, - удивился он. - А говорят, у красных медикаментов нет!
   - Трофейный, - пояснил Емельянов.
   - Убили кого-нибудь?
   - Возможно, - спокойно подтвердил Емельянов. -  Стреляю  я  вообще-то
неплохо! - И спросил у подпоручика: - Ну как чувствуете?
   - Как будто легче, - вздохнул Карпуха, и в голосе его зазвучали  теп-
лые нотки. - Я ведь с четырнадцатого на войне, и все пули мимо меня про-
летали. Как заговоренный был - и на тебе! Не повезло!
   - Почему же не повезло? Пятый день, а гангрены нет, лишь легкое  наг-
ноение. Повезло! - буркнул Емельянов.
   - Вообще-то, господа, я всегда везучий был, - снова заговорил  Карпу-
ха. - С детства еще. Совсем мальчишками были, играли в старом сарае, вот
как в этом, что над нами. И кто-то полез на крышу, а она обвалилась. Так
поверите, всех перекалечило, и даже того, что на крыше был, - а у меня -
ни одной царапины.
   - А я так сроду невезучий, - усмешливо отозвался  Емельянов,  -  пять
ранений, одна контузия. И сейчас вот опять не повезло.
   ...Время здесь, в подвале, тянулось уныло и медленно. Часов ни у кого
не было, и день или ночь - узники определяли только  по  глухому  топоту
охранников над их головами. Ночью часовые спали.  Зато  ночью  не  спали
крысы - это было их время. С истошным писком они носились по соломе,  по
ногам людей. Когда крысы совсем наглели, Кольцов зажигал спичку,  и  они
торопливо, отталкивая друг друга - совсем как свиньи у кормушки, - исче-
зали в узких расщелинах между камнями.
   Первое время узники много переговаривались друг с другом. Потом паузы
длились все дольше и дольше. Человеку перед смертью, может  быть,  нужно
одиночество. Люди то ли спали, то ли, лежа с открытыми  глазами,  думали
каждый о своем, одинаково безрадостном и тревожном.
   Кольцов, ворочаясь на соломе, проклинал обстоятельства, сунувшие  его
в этот погреб. Проклинал именно обстоятельства, потому что  его  вины  в
происшедшем не было. Все шло так, как было задумано  Фроловым,  и  ни  в
чем, ни в одной мелочи, не отступил он от своей легенды,  от  той  роли,
которую предстояло ему сыграть. Все началось удачно: он вышел на  людей,
которые взялись переправить его к белым, и этот новый Кольцов, в  образе
которого он стал жить, не вызвал подозрений, он, во всяком случае, ника-
ких специальных проверок не заметил. И Волин и Дудицкий, вместе с  кото-
рыми он должен был переправиться через линию фронта,  тоже  отнеслись  к
нему, как к своему, таким образом, первая  часть  их  с  Фроловым  плана
удачно осуществилась, и, если бы не налет  банды,  Кольцов  уже,  должно
быть, приступил бы к выполнению своего задания.
   О возможной близости смерти Кольцов не думал - очень долго  она  была
рядом, и сама возможность гибели стала привычной, обыденной  частью  его
солдатской судьбы. Нет, не о смерти он думал сейчас, а только о том, как
вырваться отсюда. И все время остро жалила досада, что неудача  настигла
его именно сейчас, когда он наконец дождался своего дела.  Все  годы  на
чужбине он был только офицером Кольцовым, который добросовестно и  умело
делал то, что положено офицеру. Но ведь была у него и другая жизнь, дру-
гое, главное предназначение, и не по своей воле большевик Кольцов в этом
главном осторожничал и таился гораздо больше, чем товарищи его  по  пар-
тии. Он должен был оставаться своим среди волиных и дудицких, и все, что
могло бросить тень, заронить сомнение, безжалостно подавлялось. Это было
нелегко, особенно после февраля, когда маршевые роты стали приносить од-
ну за другой вести о революций. Но даже в это трудное  время  он  должен
был сохранять свою репутацию "отчаянно храброго, исполнительного, чуждо-
го политическим страстям офицера", как было записано в его послужной ха-
рактеристике.
   И вот наступило наконец его время, и как же неудачно оно началось!
   Прошло двое суток, а быть может, и больше. Об  узниках  словно  забы-
ли...
   Ротмистр Волин лежал рядом с Кольцовым. Тревожно ворочался на соломе,
иногда что-то бессвязное бормотал во сне. Както под утро он  приподнялся
на локте, потрогал Кольцова, заговорщически зашептал:
   - Капитан!.. Капитан Кольцов! Вы спите?
   - Нет, - помедлив, отозвался Кольцов.
   - Я все это время разрабатываю в голове разные планы побега.
   - Придумали что-нибудь?
   И взволнованно, словно обличая кого-то, Волин начал говорить  сначала
тихо, а потом, распаляясь, все громче:
   - Дребедень какая-то. В духе "Графа Монте-Кристо" или еще чего-то.  И
я подумал вдруг: а может, в этой самой революции и во всем этом есть ка-
кой-то биологический смысл? Как в браке дворянина с  крестьянкой,  чтобы
внести свежую струю крови!.. Мы ведь вырождаемся... Я бы даже  сказал  -
выродились. Инстинкт самосохранения и тот отсутствует. Спокойненько  так
ждем смерти. Как скот на бойне... Что вы?
   - Я слушаю, - безразличным тоном сказал Кольцов.
   - В какой-нибудь азиатской стране всю эту вакханалию  прихлопнули  бы
за неделю. Ходили бы по горло в крови, но прихлопнули бы. А мы...  -  Ив
голосе Волина зазвучала неподдельная, уничижительная горечь.
   - Я не знаю, что можно придумать в нашей ситуации, - приподнявшись на
локте, тихо сказал Кольцов. - Однако, ротмистр,