нявшийся с вагоном всадник, бросив поводья на луку седла, с удо-
вольствием разглядывал новенькие  "трофейные"  сапоги.  И  вдруг  что-то
большое, темное пронеслось мимо Юры, обрушилось на всадника. Бандит  ох-
нул и выронив сапоги, по-
   летел на землю. А в седле уже оказался другой человек. Вздыбив  коня,
он повернул его в степь. Лицо всадника на мгновение открылось Юре  -  он
узнал Кольцова.
   Раздались крики, кто-то выстрелил. И еще... Всадник скакал по жнивью.
И тут наперерез ему, круто развернувшись, помчалась тачанка.
   Юре было хорошо видно, как здоровенный детина, прильнув  к  пулемету,
долго старательно целился - видимо, никак не мог поймать скачущего всад-
ника в рамку прицела.
   - Живьем его! Живьем его берите! - услышал Юра чей-то  хриплый,  зло-
радный крик.
   Резанули очереди - и конь рухнул на всем скаку.  Всадник  вылетел  из
седла и кубарем покатился по земле. Затем торопливо вскочил,  чтобы  бе-
жать. Но к нему со всех сторон уже неслись ангеловцы.
 
 
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
 
   Юрина мама умерла тихо, не приходя в сознание.
   Когда ангеловцы умчались в степь, когда их последняя, тяжело  гружен-
ная награбленным добром бричка скрылась за горизонтом и за  ней  рассея-
лось рыжее облако ныли, людей покинуло оцепенение, они задвигались,  за-
говорили, стали выходить из вагонов.
   Вынесли убитых и уложили их рядышком на траву. Убитых  было  одиннад-
цать.
   Двое мужчин подхватили легкое тело Юриной матери и  тоже  вынесли  из
вагона, положили в ряд с убитыми.
   Юра, натыкаясь на людей, как слепой, пошел следом, присел возле мате-
ри. Он не плакал - слезы где-то  внутри  его  перегорели.  Он  отрешенно
смотрел на изменившееся, внезапно удлинившееся мамино  лицо,  как  будто
она вдруг чему-то раз и навсегда удивилась...
   С Юрой пытались разговаривать, но он не отвечал. Кто-то  сердобольный
настойчиво пытался всунуть ему в руку вареное яйцо и пирожок с гороховой
начинкой. Он молча принял и бережно положил у изголовья матери,  еще  не
смея поверить в то, что она умерла. Все вокруг казалось Юре зыбким,  не-
реальным.
   Трое паровозников принесли лом и две лопаты. Стали долбить землю пря-
мо возле дороги. Но  потом  подошел  еще  кто-то  и  посоветовал  копать
дальше, под деревьями. Земля там мягче, и место заметнее.
   Наскоро вырыли неглубокую яму, стали переносить мертвых. Юра оглядел-
ся, увидел разрытую землю, людей, которые осторожно поднимали  убитых...
Какая-то неясная, неоформившаяся мысль не давала ему  покоя.  Что-то  он
должен был сделать для мамы. "Но что, что?" - не мог он сосредоточиться.
Юра погладил ее голову, лицо, непривычно холодное и отчужденное.
   Рядом железнодорожники покрывали рогожей тело убитого.  Юра  всматри-
вался - это был тот здоровенный голубоглазый па - рень, который невольно
помог ему пробраться к поезду. "И он тоже? - вяло подумал Юра. -  Только
что был живой, такой сильный, и вот нет его. И  мамы  нет...  Сейчас  ее
унесут, положат вместе со всеми..."
   И вдруг понял, что должен сделать,  беспокойно  задвигался,  отвернул
полу своей гимназической куртки, нащупал под подкладкой небольшой  паке-
тик: это мама зашила ему, когда они собирались в дорогу.  Там  были  два
колечка, сережки, еще какаято  безделушка.  Нетерпеливыми,  непослушными
пальцами Юра пытался оторвать подкладку, но зашито было крепко, и тогда,
нагнувшись, он рванул ее зубами - вот он, пакетик. Вскочив,  Юра  напра-
вился к железнодорожникам, напряженно вглядываясь в их лица.
   Потом он никак не мог вспомнить, что же говорил, как упросил  их  вы-
рыть для мамы отдельную могилу. Вначале его и слушать не хотели, а когда
он раскрыл ладонь с мамиными драгоценностями, самый старший из  железно-
дорожников, еще больше посуровев лицом, решительно отодвинул его руку:
   - Эх, баринок, не все купить можно, а ты... Убери, спрячь.
   И Юра, испугавшись, что рассердил этих людей, что сам  все  испортил,
заговорил еще горячей, бессвязней. И его боль, его горе, видимо,  и  по-
могли. Тут же, рядом с общей могилой, железнодорожники выкопали еще  од-
ну, совсем маленькую. И Юра копал вместе с ними, второпях,  неумело,  не
помогая ничуть, а скорее мешая, но никто не сказал ему об этом, никто не
отстранил. И вновь все звуки, все движения возле него ушли куда-то дале-
ко, прикрылись плотной пеленой.
   К Юре подходили мужчины и женщины, говорили, что скоро  уйдет  поезд,
что ему нужно ехать, что маму не вернуть и следует подумать о себе.
   Юра оцепенело сидел возле могилы, не поднимая головы, и  единственное
желание владело им - чтобы все ушли, оставили его в покое. Ему нужно бы-
ло разобраться, понять происшедшее.
   Потом несколько раз протяжно гудел паровоз. Заскрежетали, трогаясь  с
места, вагоны. И вскоре все затихло...
   Словно подчеркивая глубокую, степную тишину, где-то неподалеку от Юры
закричала перепелка: "пить-полоть!" Отозвалась д