оном разбилось  стекло.
Пассажиры отхлынули от окон.
   Первым к площадке вагона подскакал широкоплечий парень с  развевающи-
мися соломенными волосами. У него было круглое благообразное лицо, прав-
да побитое оспой, - в другое время и в иной ситуации он бы скорее  сошел
за добросовестного пахаря и примерного прихожанина, нежели за грабителя.
Лихо, прямо с седла он прыгнул на вагонную  площадку.  Следом,  цепляясь
друг за друга оружием, в вагон ввалилось еще несколько человек.
   В коридор навстречу бандитам выскочили командиры  Красной  Армии,  за
ними - всполошенные гиканьем и выстрелами Волин и Дудицкий. Но от  двери
в конце коридора неистово крикнули:
   - Наза-ад! Не выходить!
   Один из командиров поспешно отстегнул кобуру, рванул наган.
   Светловолосый бандит кинулся всем корпусом вперед и, почти не целясь,
привычно, навскидку выстрелил - командир  выронил  наган  и,  недоуменно
прижимая руки к животу, рухнул на пол.
   Остальные шарахнулись обратно на свои места.
   - Молодец, Мирон! - похвалил светловолосого тот, что был в  смушковой
шапке. Поигрывая плетками, они пошли по вагону.
   - У кого еще пистоли есть?
   Пассажиры подавленно молчали, отводя глаза  в  сторону:  не  дай  бог
что-то во взгляде не понравится!
   Светловолосый встал перед командирами Красной Армии. У него  не  было
передних зубов, и он нещадно шепелявил:
   - Кто такие будете?
   Командир с калмыцким лицом посмотрел на убитого товарища,  зло  отве-
тил:
   - Не видишь, что ли? Командиры Красной Армии!.. А дальше что?
   - Ты гляди, еще шебуршатся! -  удивленно  покачал  головой  бандит  в
смушковой шапке. - А ну, выходь на свет божий! Там поглядим, что с  вами
делать дальше!..
   Командир с калмыцким лицом взглянул на еще одного своего, совсем юно-
го, товарища, и тот встал рядом с ним. Они молча вышли из вагона.
   - Мирон! Как думаешь, в расход их или же батьке показать? -  обернув-
шись к напарнику, спросил - ангеловец в смушковой шапке. Его так и  рас-
пирало от сознания, что в руках столько людских жизней.
   - Всех военных батько велел сперва ему показывать! - неохотно  сказал
Мирон и уставился на поручика Дудицкого: - А ты почему не выходишь?
   Вконец растерявшийся поручик сбивчиво заговорил:
   - Видите ли, мы... мы с этими людьми ничего общего не имеем и к Крас-
ной Армии тоже... мы...
   - Короче! - потребовал Мирон и недобрыми глазами  посмотрел  прямо  в
переносье поручику, словно прикидывая, куда выстрелить.
   Тогда Волин отстранил Дудицкого и сухим, официальным голосом сказал:
   - Я так понимаю, что вы наши союзники в борьбе с красными?
   - Чего? - не понял Мирон.
   - Мы - офицеры. Офицеры белой армии, - пояснил Волин. - Я - ротмистр,
он - поручик, еще с нами...
   - Беляки, значит? - криво ухмыльнулся Мирон. - К  Деникину  чесали?..
Ступайте туда же, до компании с красными!
   - Нас что... расстреляют? - испуганно спросил Дудицкий.
   - Може, расстреляют, а може, нет. Как батько решит! - ощерился Мирон,
наслаждаясь замешательством господ белогвардейцев.
   - Какой еще батька? - не понял Волин.
   Мирон с головы до ног смерил его удивленно-насмешливым взглядом, пре-
небрежительно сказал:
   - На сто верст вокруг тут только один батько, Батько Ангел.  Если  он
пожелает, может, перед  смертью  будете  иметь  счастье  побеседовать  с
ним...
   Затем ангеловцы согнали всех военных в одну  группу.  Кольцова  среди
них не было.
   Мирон угрюмо и деловито оглядел красных командиров и офицеров, словно
отыскивая, к чему придраться, задержал взгляд на  начищенных  до  блеска
сапогах ротмистра Волина, отставив ногу вперед, спросил:
   - Какой размер?
   - Что? - Волин поднял на него глаза, в которых  были  одновременно  и
презрение, и льстивость.
   - Сапоги, спрашиваю, какого размеру? - бесцеремонно разглядывая выра-
жение волинского лица, бросил Мирон.
   - Сорок второй.
   - Павло, а Павло! - бросил ангеловец куда-то вдаль вагонов.
   - Чего? - донеслось издалека.
   - Погляди на сапоги, вроде получше моих будут! - выказал  хозяйствен-
ную жилку Мирон и строго прикрикнул на Волина: - А  ну,  ваш  благородь,
скидывайте сапоги! Все одно они вам уж больше не пригодятся... Да  пожи-
вей, рас-тара-рах! Что за народ! А еще офицеры!
   Волин нехотя сел на землю и стал снимать сапоги, губы у него  дрожали
от обиды и бессилия.
   Мирон насмешливо любовался унижением ротмистра, а когда ему это  нас-
кучило, перевел взгляд своих беловатых глаз  на  Дудицкого,  впавшего  в
растерянную неподвижность. Из левого кармана кит