|
и вповалку спящих лю-
дей, Юра поспешно выбрался из вагона. Вокруг было пустынно. Минута-две
понадобились ему, чтобы набрать в грелку воды и вернуться. Но вокруг ва-
гона уже гудела толпа: люди набежали с пыльной привокзальной площади, из
низкорослого пропыленного леска, который тянулся вдоль путей.
Всего несколько шагов отделяло Юру от вагона, но к нему никак нельзя
было ни протиснуться, ни прорваться - густая стена неистово орущих, цеп-
ляющихся за поручни вагонов людей загородила ему путь. В слепом отчаянье
мальчик кидался на чьи-то спины, узлы, чемоданы. Все это закрывало доро-
гу, высилось непроходимой стеной, в которой не было даже самой маленькой
лазейки.
- Пустите! Пожалуйста, пропустите! - громко просил мальчик, пытаясь
пробиться, протиснуться, вжаться в толпу - лишь бы поближе к вагону, где
была его больная мать. - Пропустите! Я с этого поезда! Я уже ехал!.. -
Но его голос тонул в истошном крике, визге и ругани множества глоток,
крике, вобравшем в себя яростные проклятия отчаявшихся людей, громкий
плач и мольбу...
Пронзительно, коротко свистнул паровоз, и на мгновение толпа умолкла,
оцепенела, словно наткнулась на пропасть, и вдруг еще неистовей взорва-
лась гулом и подалась вся разом к вагонам, сминая тех, кто был вплотную
к ним. Поверх взметенных голов, поднятых узлов, поверх чьего-то судорож-
но рубившего воздух кулака Юра увидел, как внезапно сместились, неотвра-
тимо поплыли вправо облепленные раскрасневшимися мужиками и бабами крыши
вагонов, и, рванувшись в последнем, отчаянном порыве, почувствовал впе-
реди себя пустоту и на какое-то мгновение, словно зависнув над бездной,
потерял равновесие, но тут на него всей своей тяжестью опять надвинулась
толпа, и, сжатый со всех сторон людьми и узлами, задыхаясь от бессилия и
страха, он наткнулся на ту же непреодолимую, неистово орущую стену.
Теперь на Юру давили сзади, сильно давили в спину чем-то твердым. Он
задохнулся было, захлебнулся собственным стоном и вдруг вылетел к самому
краю насыпи. На мгновение обернувшись, увидел вплотную за собой высокого
здорового парня в распахнутом, разорванном пиджаке, его широко открытый
рот, выпученные глаза. Взмахнув большим баулом, которым действовал как
тараном, парень забросил его на головы стоящих на подножке и вцепился в
кого-то. Все это Юра охватил взглядом в мгновение и тут же забыл о пар-
не. С трудом сохраняя равновесие, он стоял на самом краю насыпи и думал:
вот сейчас он не удержится и полетит под колеса. Теперь все одно, теперь
надо прыгать... Но куда? За что ухватиться?.. Юра весь сжался и в этот
момент увидел, как человек во френче, расталкивая стоящих в тамбуре лю-
дей, ринулся к подножке, свесился, протянул руку... Неужели ему?..
Стараясь умерить дыхание, Юра стоял в тамбуре против Кольцова, благо-
дарно и преданно смотрел ему в лицо карими продолговатыми глазами, губы
его, по-мальчишечьи припухлые и чуть-чуть обиженные, особенно яркие на
бледном узком лице, силились сложиться в улыбку.
- Благодарю вас, - сказал Юра. - Большое спасибо.
Голос его прерывался: ему никак не удавалось сладить с дыханием.
Кольцов ободряюще похлопал Юру по плечу, ласково заглянул ему в гла-
за.
- Я с мамой. Она очень больна. Я, правда, пойду. Спасибо вам. Спаси-
бо... - бормотал с радостной облегченностью мальчик, и в сердце его с
опозданием хлынул ужас: а что, если бы отстал?
В вагоне было все так же душно, но теперь этот спертый воздух не ка-
зался Юре таким противным, как в первые часы пути. И эти люди, пропахшие
махоркой, неопрятные, суматошные и крикливые, сейчас уже почему-то не
раздражали. Они были его попутчики, и он понемногу привыкал к их лицам,
к их то раздраженным, то крикливо-властным, то спокойным голосам. Там,
на насыпи, этот тесный, душный клочок мира ему представлялся чуть ли не
землей обетованной, обжитой и хоть как-то защищенной от человеческой су-
мятицы и неразберихи.
Когда Юра добрался до своего купе, он увидел, что мама его лежит не-
подвижно лицом вверх, с плотно сомкнутыми веками, но как только рука
мальчика легла на лоб, она шевельнулась, открыла глаза.
- Юра, - заговорила она, едва слышно, с паузами, трудно проговаривая
слова. - Юра, ты здесь... Никуда не уходи... - И слабой, сильно увлаж-
нившейся рукой попыталась сжать его руку.
- Мама, ты попей, вот я принес... Тебе станет легче, да? -
Юра осторожно приподнял ей голову, поднес к губам горлышко грелки.
Она тяжело, задыхаясь, сделала несколько глотков, хотела было улыб-
нуться, но не совладала с губами, прошептала:
- Хорошо... Мне сразу лучше... но я отдохну еще. Мне нужно отдохнуть,
- повторяла она, словно оправдываясь перед сыном за свое бессилие. И,
опять закрыв глаза, затихла.
Поезд набрал скорость. Торопливо стучали колеса, вагон покачивало,
что-то скрипело, дребезжало...
В купе, в котором ехал Юра с матерью, было немного просторней: на
верхних полках люди лежали по одному, на нижней сидели трое. Один из
них, мордатый, в поддевке, угрюмо сказал Юре:
- Слышь, барчук, надо бы вам сойти где-нибудь!
- Как сойти, почему? - встрепенулся Юра.
- Уж больно плохая твоя матушка, не довезешь, гляди! - сказал тот,
стараясь не глядеть мальчику в глаза.
Губы у
|
|