Буффе"?.. Да...
   Ну а Рябушинский?.. - Микки уселся в  кресло  командующего,  судя  по
всему, настроился на длинный разговор.
   Кольцов осторожно развернул бумагу, извлеченную из пакета, прочитал:
   "Совершенно секретно!
   Командующему  Добровольческой  армией  Его  Превосходительству  гене-
рал-лейтенанту В.3. Ковалевскому.
   Ставлю Вас в известность, что окруженные в районе Одессы и  Николаева
три большевистские дивизии - 45,47 и 58-я - приказом  командования  12-й
армии образованы в Южную группу войск (командующий И. Якир,  нач.  штаба
А. Немитц).
   Командование Южной группы издало приказ о боевом переходе всех  нали-
чествующих войск на север, с тем чтобы прорывом на Умань, Фастов,  Жито-
мир вырваться из окружения и тем самым избежать разгрома.
   Предлагаю Вам, Ваше Превосходительство, незамедлительно принять самые
энергичные меры к тому, чтобы остановить и уничтожить противника.  Часть
пути Южная группа большевистских войск  будет  двигаться  по  территории
(Христиновка, Умань), которую контролируют в настоящее время  войска  С.
Петлюры.
   Полагаю, что для разгрома  Южной  группы  войск  красных  хороши  все
средства, даже временный союз с С. Петлюрой. Деникин"
   - Прочтя, Кольцов вложил письмо обратно в пакет  и,  прислушиваясь  к
разговору Микки по телефону, стал зашнуровывать его. Снова подогрел сур-
гуч, осторожно поправил печать.
   "Если Деникин сумеет соединиться с Петлюрой, Южной группе войск неку-
да будет податься, - пронеслось в мозгу  у  Кольцова,  -  тогда  красные
войска очутятся между молотом и наковальней. А это - гибель..."
   - Ну а князь что?.. Ну-ну!.. Что вы говорите?! -  все  еще  продолжал
увлеченно допрашивать телефонную трубку Микки, когда Кольцов вынес в ка-
бинет командующего два бокала дымящегося глинтвейна.
   Микки благодарно принял бокал и отвел в сторону телефонную трубку.
   - Я расскажу вам, Павел Андреевич, потрясающую новость!
   Князь Асланов подрался вчера в "Буффе" из-за приезжей певички... и  -
как вы думаете! - с кем?..
   - Потом расскажете, - скупо бросил Кольцов. - Хочу успеть в  театр  к
разъезду.
   И он успел. В ложу вошел, когда госпожа Дольская-Кармен -  пела  свою
заключительную арию. Потом пел Хозе.
   Юре очень понравился Хозе. Был он чем-то похож на Семена  Алексеевича
- такой же невысокий и крепкий, и у него так же была разорвана рубаха. А
когда появилась на сцене стража и стала уводить Хозе, он тоже пошел, су-
тулясь и даже так же волоча ногу, как вчера на  Екатеринославской  Семен
Алексеевич.
   С тех пор как Юра увидел на улице в толпе пленных красноармейцев Кра-
сильникова, он не переставал думать о том, как  помочь  этому  человеку.
Юра понимал, что чекист Красильников принадлежал  к  враждебному  лагерю
красных, из-за которых рухнула вся прежняя Юрина жизнь, погибли  отец  и
мама. Все это так, но... Было общее понятие:  красные-варвары,  бандиты,
залившие Россию кровью. И был конкретный человек, которого  Юра  не  мог
представить врагом, человек, неизменно добрый к нему, спасший ему жизнь.
Теперь он сам оказался в беде, и ему нужна помощь. Но как, чем  ему  по-
мочь? Юра - несколько раз порывался поговорить с Кольцовым,  но  все  не
мог выбрать подходящий момент. Конечно, Кольцов не всесилен, но  он  мог
что-нибудь посоветовать, подсказать.
   Замерли последние аккорды музыки, все вокруг задвигались, зааплодиро-
вали.
   Ковалевский, все еще глядя на сцену, спросил Юру:
   - Ну как, лейб-гвардия,  понравилось?..  Когда-то  я  слушал  госпожу
Дольскую в Петербурге. Ах, как она тогда пела!..
   Лицо у Владимира Зеноновнча было размягченное, какое-то  домашнее,  и
Юра подумал... Ну, конечно, как он раньше не догадался:  вот  кто  может
помочь-Владимир Зенонович! Нужно попросить его. Быстро что-то придумать,
потому что правду сказать нельзя. И попросить...
   - Владимир Зенонович! - прошептал Юра. - У меня к вам просьба.
   - Какая, Юра? - отечески склонился к нему Ковалевский, не в силах еще
отрешиться от власти только что отзвучавшей музыки.
   - Пожалуйста, распорядитесь освободить одного пленного красноармейца,
- уже настойчивее произнес Юра. - Я видел, его вели вчера по улице.
   Ковалевский неохотно оторвал взгляд от сцены, где раскрасневшаяся  от
радостного успеха Дольская посылала в зрительный зал воздушные  поцелуи,
и удивленно уставился на Юру:
   - Откуда у тебя такая блажь? И почему его надо освобождать?
   Юра отвел глаза в сторону - как же трудно лгать! -  и  невнятно  стал
объяснять:
   - Он - садовник... Когда-то был садовником... У нас в имении был сад,
и он...
   Ковалевский больше не слушал Юру. Он встал и,  обернувшись  к  сцене,
тоже великодушно послал воздушный поцелуй просиявшей от этого  Дольской.
Певица прижала руки к груди, закрыла глаза и склонилась  в  почтительном
полупоклоне.
   Когда они спускались но лестнице,  Ковалевски