льно сказал котельщик, - почему бы нам  не
получить заклепок?
     И в самом деле! Я не видел причины, почему мы могли бы их не получить.
     - Они прибудут через три недели, - доверчиво сказал я.
     Но они не прибыли. Вместо заклепок нас  ожидало  нашествие,  испытание,
кара. Отдельными группами стали являться посетители, и это продолжалось  три
недели. Впереди каждого отряда шел осел, который нес на своей спине белого в
новом костюме и коричневых ботинках,  раскланивавшегося  на  обе  стороны  с
ошеломленными пилигримами. По пятам  за  ослом  следовала  толпа  ворчливых,
угрюмых негров с натруженными ногами.  Палатки,  походные  стулья,  цинковые
ящики, белые коробки, темные тюки свалены были во дворе, и  атмосфера  тайны
сгущалась над  бестолочью  станции.  Пять  раз  повторялись  эти  вторжения;
казалось, что люди беспорядочно обратились  в  бегство,  прихватив  с  собой
товары из бесчисленных складов мануфактуры и  провианта,  чтобы  здесь  -  в
глуши - поровну разделить добычу. Это было  невообразимое  скопление  вещей,
сами по себе они были хороши,  но  безумие  человеческое  придавало  им  вид
награбленного добра.
     Достойная  компания  называла   себя   экспедицией   для   исследования
Эльдорадо, и я думаю, что члены  ее  были  связаны  клятвой  хранить  тайну.
Однако разговоры их напоминали непристойную болтовню  пиратов,  -  разговоры
циничные, хищные и жестокие, но отнюдь не мужественные или  смелые.  Никаких
серьезных намерений или предусмотрительности не было ни  у  одного  из  этой
банды, и они, казалось, даже не подозревали, что это необходимо для  работы.
Единственным их желанием было вырвать сокровище из недр страны, а моральными
принципами  они  интересовались  не  больше,  чем  интересуется   грабитель,
взламывающий сейф. Кто оплачивал расходы этой почтенной экспедиции  -  я  не
знаю, но во главе банды стоял дядя нашего начальника.
     Внешне он походил на мясника из бедного квартала, и глаза у  него  были
заспанные и хитрые. С надменным видом носил он на  коротеньких  ножках  свой
толстый живот и, пока его шайка отравляла воздух станции, не разговаривал ни
с кем, кроме своего племянника. Можно было наблюдать, как  эти  двое  целыми
днями бродят вместе, погруженные в нескончаемую беседу.
     Я перестал терзать себя мыслями о  заклепках.  Способность  предаваться
такому безумию более ограничена, чем вы себе представляете. Я послал  все  к
черту и положился на волю  судьбы.  Времени  для  размышлений  у  меня  было
сколько  угодно,  и  иногда  я  подумывал  о  Куртце.  Я  не   особенно   им
интересовался, но все же мне любопытно было  узнать,  достигнет  ли  вершины
этот человек, вооруженный какими-то моральными принципами, и  как  он  тогда
примется за дело.



II

     Как-то вечером, лежа  плашмя  на  палубе  своего  парохода,  я  услышал
приближающиеся  голоса:  оказывается,  дядя  и  племянник  прогуливались  по
берегу. Я снова опустил голову на руку и чуть было не  задремал,  как  вдруг
кто-то сказал, словно под самым моим ухом:
     - Я  безобиден,  как  маленький  ребенок,  но  не  терплю,  когда  мною
командуют. Начальник я или нет? Мне приказано было отправить его  туда.  Это
невероятно...
     Я понял, что эти двое остановились на берегу у носа парохода, чуть-чуть
пониже моей головы. Я не пошевельнулся: мне хотелось спать.
     - Действительно, это неприятно, - проворчал дядя.
     - Он просил правление прислать его сюда, - сказал племянник, -  имея  в
виду показать, что он может сделать. Я получил  соответствующие  инструкции.
Подумайте только, каким влиянием пользуется этот человек! Не ужасно ли это?
     Собеседник подтвердил, что действительно это ужасно. Затем  последовало
еще несколько странных замечаний:
     - Все может... один человек... правление... водит за нос...  -  Обрывки
нелепых фраз, которые рассеяли мою дремоту. Я окончательно проснулся,  когда
дядя наконец произнес:
     - Благодаря климату это затруднение может быть устранено. Он там один?
     - Да, - отвечал начальник. - Он отправил  ко  мне  своего  помощника  с
запиской, составленной в таких выражениях: "Отошлите этого беднягу на родину
и не трудитесь посылать мне таких субъектов. Я  предпочитаю  остаться  один,
чем работать с теми людьми, каких вы мне можете дать". Это было больше  года
назад. Можете вы себе представить такую наглость?
     - Ас тех пор он что-нибудь присылал? - проворчал дядя.
     - Слоновую кость,  -  отрывисто  бросил  племянник.  -  Много  слоновой
кости... первосортной... чрезвычайно неприятно...
     - А кроме слоновой кости? - прогудел дядя.
     - Накладную, - ответил, словно да ружья выстрелил, племянник.
     Последовало молчание. Речь шла о Куртце.
     К тому времени сна у меня не было ни в одном глазу, но, лежа в  удобной
позе, я не имел намерения менять ее.
     - Каким образом была доставлена сюда слоновая кость? - пробурчал  дядя,
видимо очень раздраженный.
     Тот объяснил, что она прибыла с  флотилией  каноэ,  которою  командовал
английский клерк, полукровка, состоявший  при  Куртце.  Куртц,  видимо,  сам
намеревался ехать, так как в то время на его станции не осталось ни товаров,
ни провианта,  но,  сделав  триста  миль,  вдруг  решил  вернуться  назад  и
отправился в обратный путь один в маленьком  челноке  с  четырьмя  гребцами,
предоставив полукровке отвезти слоновую кост