,  а  когда  я  умру,  он  будет
торговать с вами и сыновьями вашими.
   Благодаря этой простой формальности Штейн унаследовал привилегированное
положение шотландца, а также его запас товаров и  дом-крепость  на  берегу
единственной судоходной реки в стране. Вскоре после этого старая королева,
столь бойкая на язык, умерла, и страна заволновалась,  так  как  появились
многочисленные  претенденты  на  престол.  Штейн  присоединился  к  партии
младшего сына, - того самого, которого он тридцать лет спустя  называл  не
иначе,  как  "мой  бедный  Мохаммед  Бонзо".  Они  совершили  бесчисленные
подвиги;  оба  были  искателями  приключений;  в  течение  месяца  они   с
горсточкой приверженцев выдерживали осаду в доме  шотландца  против  целой
армии. Кажется, туземцы и по сей день толкуют об этой войне.
   Тем временем Штейн, кажется, не упускал случая  захватить  бабочку  или
жука всякий раз, как они ему попадались под руку. После восьми лет  войны,
переговоров, ненадежных перемирий,  внезапных  восстаний  и  предательств,
когда мир, казалось, окончательно установился, его "бедный Мохаммед Бонзо"
был убит у ворот своей собственной королевской резиденции, - его  убили  в
тот самый  момент,  когда  он  в  прекрасном  настроении  слезал  с  коня,
вернувшись после удачной охоты на оленя.  Это  событие  сделало  положение
Штейна крайне ненадежным; быть может, он  бы  все-таки  остался,  если  бы
спустя  некоторое  время  не  умерла  сестра  Мохаммеда  -  "моя   дорогая
жена-принцесса", как торжественно говаривал он. От нее у него была дочь  -
мать и ребенок умерли в три дня от какой-то злокачественной лихорадки.  Он
покинул страну, где ему невыносимо было  оставаться  после  такой  тяжелой
потери. Так закончился первый, авантюристический период его существования.
Последующая жизнь была настолько иной, что если бы  не  подлинная  скорбь,
никогда его не покидавшая, этот странный период скорее походил бы на сон.
   У него было немного денег; он начал жизнь заново и с  течением  времени
сколотил  значительное  состояние.  Сначала  он  много  путешествовал   по
островам, но вот подкралась старость, в последнее время он  редко  покидал
свой поместительный дом, находившийся в  трех  милях  от  города.  К  дому
примыкал большой сад, вокруг  находились  конюшни,  конторы  и  бамбуковые
коттеджи для слуг и подчиненных, каковых у него было немало.  Каждое  утро
он ездил в своем кабриолете в город, в контору, где клерками у  него  были
белые и китайцы. Ему  принадлежала  маленькая  флотилия  шхун  и  туземных
судов; в широком масштабе он вел торговлю всем, чем богаты  были  острова.
Мизантропом он не был, но жил уединенно со своими книгами  и  коллекциями,
классифицируя  экземпляры,  переписываясь  с  европейскими   энтомологами,
составляя описательный каталог своих сокровищ.
   Такова история человека, к которому я, не  питая  никакой  определенной
надежды, пришел посоветоваться о деле Джима.  Даже  услышать  то,  что  он
может сказать, казалось  мне  облегчением.  Я  был  очень  встревожен,  но
отнесся с уважением к этой напряженной, почти страстной сосредоточенности,
с какой он смотрел на бабочку: казалось, в бронзовом мерцании этих  легких
крыльев, в белых линиях, в ярких пятнах он мог увидеть что-то иное - образ
чего-то хрупкого и презирающего  разрушение  так  же,  как  эти  нежные  и
безжизненные ткани, великолепные и не запятнанные смертью.
   - Чудесный  экземпляр!  -  повторил  он,  поднимая  на  меня  глаза.  -
Посмотрите! Красота... но это  ничто...  обратите  внимание  на  точность,
гармонию. Эта бабочка такая  хрупкая!  И  такая  сильная!  И  гармоничная!
Такова  Природа  -  равновесие  колоссальных  сил.  И  каждая  звезда  так
гармонична... и каждая былинка... и могучий  космос  в  совершенном  своем
равновесии производит вот эту бабочку. Это чудо,  этот  шедевр  Природы  -
великого художника.
   - Никогда не слыхал таких речей от энтомолога, - весело  заметил  я.  -
Шедевр! Что же вы скажете о человеке?
   - Человек - удивительное создание, но он отнюдь не  шедевр,  -  ответил
он, глядя на стеклянный ящик. - Быть может, художник был немного  помешан.
А? Как вы думаете? Иногда мне кажется, что человек явился туда, где он  не
нужен, где нет для него места; иначе - зачем бы  ему  требовать  себе  всю
землю? Зачем ему метаться повсюду, шуметь, толковать о звездах,  тревожить
былинки?..
   - Ловить бабочек, - вставил я.
   Он улыбнулся, откинулся на спинку стула и вытянул ноги.
   - Садитесь, - сказал он. - Я сам поймал этот редкий  экземпляр  в  одно
чудесное утро. И я испытал большое волнение. Вы не знаете, что значит  для
коллекционера заполучить такой редкий экземпляр. Вы не можете знать.
   Я улыбнулся, удобно устроившись в качалке. Казалось, он глядел  куда-то
вдаль, сквозь стену, в которую уставился. Он  рассказывал,  как  явился  к
нему ночью вестник от "бедного Мохаммеда", который  призывал  его  в  свою
"резиденцию", отстоявшую на девять-десять миль от его  дома;  дорога  туда
шла по вьючной верховой тропе, прорезавшей возделанную  равнину  и  лесные
участки. Рано поутру он выехал из  своего  укрепленного  дома,  расцеловав
предварительно маленькую Эмму и передав бразды правления "жене-принцессе".
Он рассказал, как она проводила его до ворот;