жадно  набрасывались  на  пищу.  Место  одного-двух  хищников,  оглушенных
палками, тут же занимали пять новых.
     Одну из гум, величиной  чуть  больше  пол-локтя,  живой  выбросили  в
лодку, и я хотел схватить ее, чтобы лучше рассмотреть вблизи  страшные  ее
зубы.
     - Не трогай! - схватил меня  за  руку  Манаури.  -  Они  и  на  земле
кусаются! Многим уже отхватывали пальцы!
     - Как же в этом озере купаться? - содрогнулся я.
     - Можно только возле берега.  К тому  же  гумы  водятся  не  везде  и
особенно опасны, когда чуют кровь.  Если они нападут на человека вдали  от
берега, спасения нет...
     Вокруг простирался дивный пейзаж, полон сладостной прелести  был  вид
прибрежных пальм, и даже кроткие неуклюжие  апии  вполне  могли  сойти  за
диковинные существа  из  какого-то  сказочного  рая,  и  вот  вдруг  такая
зловещая опасность, дикая прожорливость, при одной мысли о  которой  стыла
кровь.
     Отбившись в конце концов от гум, мы привязали нашу добычу к лодкам  и
оттащили ее в  Кумаку.  Девятнадцать  апий  обеспечили  весь  наш  поселок
запасами жира и сушеного мяса на много недель вперед.  У женщин в  течение
нескольких дней работы было вдоволь.
     В этот период изобилия и сытости  много  беспокойства  доставлял  нам
Арипай.  Сидевший в нем  якобы  Канаима  постепенно  лишал  его  рассудка.
Несчастный считал себя  околдованным  злыми  силами  и  совершенно;  терял
самообладание.  Он до такой степени обезумел, что сбежал из дома и  целыми
сутками как одержимый бродил по лесам.  В Кумаку перестал приходить совсем
и даже ночевал в лесу, хотя и поблизости от селения,  -  наши  охотники  и
сборщики плодов нередко его встречали.  При этом, однако, он никого к себе
не подпускал, словно дикий зверь, издали ругался,  грозил  людям  кулаком,
выкрикивая бессвязные слова и часто повторяя имя Канаимы.
     - Надо его спасать! - убеждал я своих друзей. - Давайте приведем  его
в Кумаку, пусть даже силой.
     - Нельзя! - возразил Манаури. - Он ходит в Сериму. Мог заразиться.
     - А ты точно знаешь, что он туда ходит?
     - Точно, Ян!..
     Значит, действительно не могло быть и речи  о  том,  чтобы  доставить
несчастного в Кумаку, скорее напротив - следовало не пускать  его  на  наш
полуостров.  Известие о горестной его  болезни  все  наши  воспринимали  с
покорным терпением и объяснили мне ее причину. Этот вид безумия, хорошо им
знакомый, нередко нападал на лесных  индейцев.  Это  случалось,  когда  им
наносилась большая обида.  Тогда их посещал дух мести и преследовал до тех
пор, лишая душевного покоя и рассудка, пока они не смоют  своих  страданий
кровью виновника, если, конечно, к тому времени не погибнут  сами  от  его
руки.  И лишь после  этого,  утолив  жажду  мести,  они  снова  становятся
нормальными людьми.  Арипай должен убить  шамана  Карапану,  оттого  он  и
безумствует.
     - А если не он убьет колдуна, а тот его? - встревожился я.
     - Это зависит от Канаимы, и тут уж ничего не поделаешь.
     И действительно, делать было нечего. Мы ничем не могли помочь Арипаю,
а он тем временем, как  коршун,  кружил  вокруг  Серимы,  упиваясь  жгучей
желчью ее невзгод.  А дела там шли все хуже. Большая часть людей заболела,
смерть свирепствовала, особенно страдали дети.  Скорбь  и  горечь  терзали
сердца людей, а гнев  и  отчаяние  понуждали  все  откровеннее  проклинать
старейшин. Арипай слышал эти нарекания и сам подливал масла в огонь.
     Такова была ситуация в наших краях,  когда  со  мной  приключилось  в
нашем адском озере необычайное происшествие, едва не стоившее  мне  жизни.
Поистине дьяволы сотворили это озеро. Сколько же там еще разных чудищ?!
     Берега озера  были  черными,  илистыми,  и  лишь  в  одном  месте  на
несколько  десятков  шагов  протянулась  светлая  песчаная  отмель.    Она
находилась неподалеку от Кумаки, и мы  нередко  приходили  сюда  купаться.
Многочисленные в Потаро кайманы внимания на нас не обращали,  а  поскольку
на глубину мы никогда не заплывали,  то  и  не  подвергались  риску  стать
добычей хищных гум.  Там, где отмель кончалась, обрываясь в мрачную глубь,
воды мне было едва по грудь.  Здесь,  как  правило,  мы  охотнее  всего  и
купались.
     И вот как-то утром мы пришли сюда небольшой группой.  Вдруг  один  из
индейцев, плескавшийся подле меня, издал глухой стон, лицо его  исказилось
гримасой ужаса и боли.  В следующую минуту он  как  подкошенный  рухнул  в
воду.  Мне это показалось совершенно невероятным,  ибо  глубина  здесь  не
превышала трех-четырех футов.  Бросившись к нему на помощь  и  увидев  его
сквозь прозрачную воду лежащим на дне, я схватил его за волосы  и  потащил
вверх.  Но едва голова его появилась на поверхности, я -сам в тот  же  миг
ощутил страшный удар.  Удар был настолько сильный и  болезненный,  что  на
какое-то мгновение лишил меня чувств. При этом боль ощущалась во всем теле
и особенно где-то внутри, словно меня схватили огромными клещами  и  рвали
мои внутренности, ломая все кости.  Подобной боли никогда в жизни я до сих
пор не испытывал.  Прежде чем потерять сознание, в какой-то  миг  я  успел
заметить в воде черный силуэт метнувшейся в сторону рыбы.  Уж  не  она  ли
причина случившегося?
     Лишившись чувств, на этот раз под водой оказался я.  Тут пришедший  в
себя индеец подхватил меня под руки, и я стал было приходить в  себя,  как