доверху кожаную чашу и преподнес раньше Андукапару, как старшему, чья седая 
борода, помимо воли князя, не переставала трястись.

— Правда, твой князь – собака, если в такой путь не взвалил каждому на коня 
бурдюк с вином! Пей за здоровье Моурави, который и о таком, как ты, не забывает.

— Да прославится имя Великого Моурави! – радостно выкрикнул Андукапар, 
перекрестил чашу и залпом выпил прохладное вино, в душе желая с каждым глотком 
погибели всем «барсам» и «барсятам».

Телохранители ощутили неловкость: князь – хорошо знали они – не поднес бы им 
после пережитого ужаса и по капле из своего фамильного кувшина. А тут?.. Они с 
такой непритворной жадностью проглатывали угощение, что окончательно рассеяли 
подозрение дружинников.

— По какому делу 
ползете?
— По важному, батоно, – поспешил ответить Андукапар, уже успевший все обдумать.

— Это сами видим, раз головы не 
жалеете!
— Может, черту сватать княгиню 
Гульшари?
— Хорошо, с нами князь не спустился, – засмеялся Махара, – ваш разговор не 
пришелся бы ему по вкусу.

— Ты прав, монах, хорошо для князя, что не спустился, мы бы его сразу по рогам 
узнали.

— Бедный князь: из-за своей щедрой княгини папаху не может носить, башлыком 
обходится!
— Ох-хо-хо-хо! – разносилось эхо по ущелью.

Много усилий стоило Андукапару не выхватить спрятанную в шарвари шашку и не 
расправиться с саакадзевцами, а заодно и со своими рабами, но на этот раз он 
предпочел подхватить веселость и заливисто захохотал, но вдруг недоверчиво, как 
бы по привычке 
оглянулся:
— Вам хорошо смешить ущелье, а я – старший мсахури рогатого – даже хвостатому 
не пожелал бы свататься к княгине, ибо она и черта в теленка превратит. – И 
дружески ударил по плечу обалдело смотревшего на него телохранителя.

Тот понял этот знак и принялся осыпать проклятиями и насмешками темный дом 
Амилахвари. Лишь один Махара недовольно пробурчал, что господина бог послал, 
иначе от кого такую власть князь имеет? Если его хлеб только нюхаешь, и то грех 
ругать. А по делу едут они очень важному: князь задумал с братом посоветоваться,
 как дальше жить. Княгиня скучает, хочет в Тбилиси, но устрашается гнева 
Моурави.

Заметив настороженность дружинников, Андукапар перебил 
Махара:
— Вот князь Андукапар и решил просить Мцхетского митрополита быть посредником 
между ним и Моурави, потому и монаха с нами погнал: один свалится – трое дойдут,
 трое убьются – один дойдет, с конями тоже так.

— Утешьте раба верующего, добрые воины, – подхватил Махара, – Христа бога 
нашего евангельское слово к вам: не оставляйте на опасном пути странника, и не 
оставляемы будете. А я, яко кроток есмь и смирен сердцем, прилежно вознесу 
моление о жизни вашей любославной и преблаженной.

Саакадзевцы переглянулись, и их начальник спросил уже более 
доверчиво:
— А обратно как будете 
возвращаться?
— По ответу и дорога ляжет, азнаур, – польстил дружиннику Андукапар, – если 
митрополит уговорит Моурави, открыто поедем, если Моурави откажет – опять 
придется черта беспокоить и по его спине карабкаться к замку.

Пока шли эти разговоры, телохранители расстелили бурки, стреножили коней и, 
упросив дружинников постеречь их, сами тотчас захрапели.

Подобное спокойствие окончательно рассеяло подозрение саакадзевцев, и когда на 
рассвете слуги князя поднялись и уже, как свояки, расположились вокруг котла, 
причмокивая и облизывая усы, начальник ободряюще проговорил, что провожатых с 
ними не может послать, а бурдючок с вином даст, и если придется им вернуться, 
то покажет покорным ишакам более удобную тропу для подъема в замок.

Андукапар содрогнулся: неужели нашли уязвимое место? По возвращении необходимо 
тщательно осмотреть все окрестности замка.