|
— Твоя правда, Георгий! Что кликнешь в винный кувшин, тем он тебе и отзовется,
– вздохнул старый мельник, мечтавший избавиться от мучной пыли и стать
виноделом. – Большое дело для Носте задумал,
Георгий!
— Э, большое дело не всегда только радость приносит, – возразил прадед Матарса,
– с купцами тоже не мешает осторожность. Купцы тоже не ангелы – хотят богатеть,
а как такое можно, если чужую спину не согнешь? Я не жадный и не купец, а
недавно рассердился и не по совести торговал. А как можно по совести, если
князья поперек горла
стоят?
— Чтобы князьям оса в ухо залетела! – в сердцах пожелал дед Димитрия.
— Лучше ниже! – прибавил прадед Матарса.
Снова зашумели старые и молодые.
— Ничего, деды, – сказал Саакадзе, – скоро погоните ваших буйволов по свободным
дорогам. Рогатки будут сняты.
— Пусть благословят тебя триста шестьдесят пять святых Георгиев! Слыхали про
такое и уже радовались. Но, говорят, князья не согласны.
— Не согласны, Петре, пока Моурави шашкой по шее не дал.
— Лучше ниже! – снова крикнул повеселевший прадед Матарса.
— Как обещал, друзья, – рогатки будут уничтожены. Немного еще потерпите.
— Э-э, люди! Кто видел, чтобы Георгий даром слова бросал? – старался
перекричать восторженный гул дед Димитрия.
— Еще не родился
такой!
— Георгий! Наш
Георгий!
— Ждите, друзья, скоро купцы сюда прибудут.
— Георгий, пока купцы прибудут, ты бы о нас
подумал!
— Подумал, дорогая бабо, – Саакадзе улыбнулся дряхлой Кетеван, некогда
дружившей с его бабо Зара. – У амкаров заказал для женщин кисею и миткаль для
летней одежды. Выберите пять женщин, пусть сосчитают, сколько невест в Носте,
обычай не изменим, всем приданое сделаем, а осенью свадьбы отпразднуем. И еще –
пусть выборные от парней сосчитают, сколько коней и клинков им нужно. Советую
Арчила-верный глаз во главе поставить. А для мальчиков отдельный список
необходим. Поручу моему сыну Иораму и Бежану Горгаслани… Тут кто-то о старике
Горгаслане вспомнил, – внук его тоже неплохим растет… И еще, мои друзья, надо
дома чинить, сады возрождать, поля как можно больше засевать. Сейчас в этом
ваше богатство. Я здесь проживу еще пятнадцать дней, все вырешить успеем, а что
не успеем – буду приезжать. Мой замок знаете. Двери на замке никогда не держал
от
народа…
Давно покинул Саакадзе берег. Уже небо порозовело, стремительно пронеслись
ласточки, легкая зыбь пробежала по водам Ностури, а ностевцы все еще толпились
вокруг коврика, на котором сидел Георгий. Говорили все сразу, под конец устали
и согласились с прадедом Матарса: отделить на бревне глубоким надрезом почетное
место и никому больше на него не садиться, – как будто всегда Георгий Саакадзе
сидит со старейшими.
Еще камни верхней башни сохраняли ночную свежесть и молодой месяц не спешил
уходить за курчавые вершины, а Георгий уже беседовал с Дато и Даутбеком.
«Орлиное гнездо», как называла Русудан комнату Георгия на верхней башне, было
крепко замкнуто, хотя никто и не мог проникнуть туда.
Остальные «барсы» ускакали по азнаурским владениям. На съезд они все снова
вернутся в любимое Носте.
Развертывая на каменном столе свитки, Саакадзе продолжал говорить о достигнутом.
Путем тонкой игры с духовными и светскими владетелями удалось водворить в
Метехи юного Кайхосро, исполнителя воли азнаурского сословия. После съезда
азнауров предстоит съезд князей, где они скрепят все то, что тайно порешат
азнауры. Главное сейчас – укрепить власть царя, а добиться этого можно только
созданием постоянного войска.
Даутбек усомнился в уступчивости католикоса, которому невыгодно будет скрепить
указ. Опираясь на права, приобретенные еще со времен византийского императора
Константина Великого, установившего сбор в пользу церкви, монастыри без
стеснения расширяют свои привилеги
|
|