.

И, не дослушав озабоченного внука, убегает то к Павле – посмотреть, хорошо ли 
убрана кунацкая, то к Кетеван – проверить, достаточно ли у нее одеял и мутак 
для приема гостей, то к старому Шалве – позаботиться о стойлах для лошадей… От 
резких движений у деда иногда начинает ныть нога, он прихрамывает, но тут же 
испуганно оглядывается – не заметил ли кто? – и с нарочитой молодцеватостью 
бежит дальше.

От деда Димитрия зависело, к кому, сколько и каких азнауров поместить. 
Заискивания и споры соседей сладкой волной приливали к его душе. Он с 
притворным равнодушием, хмурясь, выговаривал обступившим его 
соседям:
— Не горячись, Иванэ, знаю – больше трех не сможешь разместить, тесно у тебя, 
все равно, пятерых не дам. Всем гости нужны. Мариам, пришли внука в мой дом, 
пусть возьмет кувшин меда и барашка. Не притворяйся богатой, твой подвал знаю 
лучше, чем ты… Шалва, по особой просьбе Георгия, прибавлю тебе еще одного 
гостя…
И дед хлопотливо мчался дальше, сопровождаемый гудящей толпой.

Княгиня Нато Эристави, смотря на хлопоты в замке, тихо говорит 
Дареджан:
— Георгий – уже давно князь, больше чем князь, а съезд азнауров у себя 
устраивает. Самые знатные владетели за счастье сочли бы получить приглашение в 
Носте…
— И такое будет, светлая княгиня! Еще сто теплых дней проложит бог на пути 
гостей в 
Носте…
Солнце клонилось к равнине. Сквозь колючие изгороди улочек чернела наливающаяся 
сладким соком ежевика. Всюду по канавкам пробивалась к огородам хлопотливая 
вода, по которой важно плыли утята. В тени амбара коза деловито выщипывала 
травку, пробивающуюся сквозь камни.

Ностевцы шли группами, с жаром обсуждая желание Саакадзе поговорить с народом. 
Что хочет сказать Великий Моурави своей деревне? Много воды унесла Ностури с 
тех пор, как Георгий стоял покорно перед царями, – теперь монахи пишут на 
пергаменте о новом времени, когда цари покорно выслушивают мудрые советы 
победителя Карчи-хана. Что ему сейчас Носте? Одна из крупинок его необъятных 
владений. Что ему теперь прадед Матарса с его шутками? Или дядя Петре с 
повисшими, как крылья цыпленка, усами? Разве Георгий не пирует со светлейшими в 
Метехи? А кто из грузин не знает, что на атласной куладже Саакадзе сверкает 
монета Давида Строителя? По ночам оживает лик царя и убеждает Георгия достроить 
недостроенное когда-то царем. Волшебная сила вливается в кровь Моурави, поэтому,
 когда ходит, под его ногами рассыпаются камни. О чем же говорить большому 
полководцу с маленьким человеком? Так, обсуждая, тревожась и любопытствуя, 
подошли они к заветному бревну. Спокойно, как и десятилетия назад, оно лежало 
между рябыми кругляками, и казалось – старый чувяк, разинув рот, грелся на 
каменистом берегу.

Важно размещались старики на бревне, у каждого любимое место и желанный сосед. 
И никто бы не осмелился нарушить годами установленный порядок. Но сейчас 
посредине бревна лежал маленький коврик. Справа и слева подкатили два 
свежеобструганных ствола.

Не забыли и об удобствах гостей, как называли старики приходящих по 
воскресеньям соседей послушать рассказы дедов о рыцарских временах Грузии или о 
свойствах зверей и птиц, а иногда и посоветоваться о важном деле. Для них 
мальчишки, гордясь порученным делом, живо соорудили против главного бревна 
каменные сиденья.

Но сегодня даже гостям не хватило места, ибо ни в одном доме не осталось даже 
малыша. Весь берег Ностури походил на огромный стан. От моста до расколотого 
молнией граба расселись ностевцы на кругляках, на разостланных бурках. Кто-то 
притащил доску и пристроил ее между ветвями двух деревьев. На нее тотчас, как 
скворцы, взлетели мальчишки.

Было шумно, радостно и тревожно… Жадно поглядывали на мост, через который 
вот-вот проскачет Саакадзе, сопровождаемый «барсами» и окруженный оруженосцами, 
конюхами и разодетыми слугами.

Прадед Матарса довольно провел рукой по белоснежным усам. Георгий и «барсы» 
действительно показались на мосту, но только пешком и без пышной свиты. 
Молодежь, выросшая во время пребывания Георгия в Иране, с боязливым 
любопытством поглядывала на подошедшего владетеля Носте. Все поднялись и 
нерешительно стали приветствовать. Одни поспешно стаскивали папахи, другие 
угодливо кланялись. Некоторые подались в сторону. Старуха Кетеван торопливо 
перекрестилась. Петре, некогда друживший с Шио, отцом Георгия, безмолвно указал 
на коврик.

— Вот и я состарился, – усмехнулся Саакадзе, усаживаясь между стариками.