двадцать раз больше сбежалось скотов, ибо народ – это стадо. Сама церковь 
признает это – «паства»! А католикос – главный пастушок! Нет, Георгий, должен 
тебя просветить: как нельзя выровнять всю землю, так немыслимо уравнять всех 
людей. Есть лес – есть кустарник. Есть долины – есть прогалины. Попробуй все 
смешать под одним шатром – самого мутить начнет. Как ты сказал? Прогалины можно 
сделать долинами? Но для этого надо вырубить лес, а на такое немало времени 
нужно. А ты как намерен? Князя выгладить под азнаура? Месепе под мсахури? Царя 
под правителя?.. Не торопись. Раньше займись сословием крестьян, у них всего 
пять различий, попробуй всех превратить в месепе или в мсахури, повоюй с ними 
оружием, убеждением, что у бога все крестьяне в одной цене… На это у тебя уйдет 
не меньше двадцати пяти лет… Потом примись за азнауров. Пусть все привилегии 
разделят между собой и не стремятся к княжескому званию. На это у тебя уйдет не 
меньше пятидесяти лет. Затем отбрось рукава чохи и возьмись за князей – 
светлейших, владетельных и мелкопоместных. Докажи, что все они одинаковы, как 
близнецы. Если они тебя сразу не убьют, то на это у тебя еще уйдет не меньше 
ста лет. А через триста лет будут опять главенствовать князья, кичиться азнауры,
 возделывать землю крестьяне… Нет, Георгий, тебе не удастся твоя игра. Я люблю 
беседовать с тобою: умом ты не обижен, но иногда удивляешь слепотой… Что тебе 
надо? К чему мчишься?.. Впрочем, известно – к 
пропасти…
Шадиман вошел во внутренний двор укрепления Шах-Тахты – пяти круглых башен, 
объединенных зубчатой стеной. Косые тени густо падали на Цавкисский мост. 
Шадиман поднялся по витой лесенке на среднюю башню: вот оттуда, из-за Телетских 
гор, должен прийти шах Аббас… разрушить Картли, нет – власть Саакадзе!..

Сойдя вниз и миновав боковые ворота, Шадиман вышел на шиферный выступ, где в 
белых тюрбанах, облокотившись на копья, застыли сарбазы. А там, за тройной 
линией стен, расстилались обширные фруктовые сады тбилели, и в мареве виднелся 
сад грузинских царевен. Шадиман нехотя провел ладонью по глазам: слишком долго 
сегодня с тобою беседовал, Георгий, устал… Если бы хоть убедил в 
чем…
Внезапно Шадиман подался вперед: уж не наваждение ли? Нет, две серые огромные 
черепахи ползут вверх. Шадиман с неожиданной проворностью сбежал ко второй 
линии стен, потом к первой.

— Ява-а-аш! Ява-а-аш! – закричали сарбазы, натягивая тетиву.

Один из ползущих поднялся и, размахивая полотенцем с изображением персидского 
льва, пошел прямо на сарбазов.

Дежурный онбаши сердито вышел ему навстречу. Вдруг на лице его промелькнуло 
приятное изумление.

Короткий разговор, и он повел смелых гостей каменистой тропой к железным 
воротам.

К этим же воротам стремился Шадиман. Кто они? Гонцы? Неужели из Ирана? Может, 
войска 
подходят?
Шадиман учащенно дышал, он почти бежал, но и Исмаил-хан, извещенный юзбаши, 
тоже торопился. Шадиман умерил шаги.

— Святая божья матерь иверская! Это Вардан Мудрый! – закричал со стены чубукчи 
Шадиман.

Действительно, в ворота входил, задыхаясь, Вардан, за ним – его старший сын 
Гурген. Они казались пришельцами из далекого, недосягаемого мира.

Если бы не гордость, Шадиман кинулся бы купцу на шею, но, взглянув на 
дергающиеся усы Исмаила-хана, сдержанно 
спросил:
— Вардан, как мог ты рискнуть, да еще 
днем?
— Всю ночь ползли, светлейший князь, очень повезло… Победа дому Сабаратиано! 
Пусть враги, взглянув на твое цветущее лицо, рассыплются пеплом! Очень повезло. 
У этого носатого черта, Димитрия, что-то случилось, ускакал в Носте, за ним 
другие саакадзевцы.

— Как ты 
сказал?
— Саакадзевцы… так зовут сейчас приверженцев страшного Моурави.

Шадиман тягостно подумал: плохо! Мысль о династии Саакадзе начинает проникать в 
сознание плебеев, надо наступать немедленно.

Исмаил-хан всецело завладел Варданом, торопясь с расспросами.

— Нет, высокочтимый хан, меня никто не посылал, более двадцати лет служу я 
верно моему господину, светлейшему князю Шадиману.