— Значит, путь свободен, раз ты сюда пришел? – прервал его хан.

— Свободен? Я с сыном десять раз жизнью рисковал и кисет с серебром дружинникам 
роздали. Очень повезло, начальник стражи у водопада в Инжирном ущелье – мой 
кунак. За тайный пропуск в крепость обещал ему табун в триста коней. Доверчивый 
кунак не сомневается, что я только ради торговли стремился в крепость. Вот тюк 
с парчой для ханум захватил. Посулил, если выгодно продам, еще полкисета 
серебра ему отсыпать.

— Удостой мой слух соловьиными песнями, – погладив эфес сабли, сказал 
Исмаил-хан. – Твоя доброта да будет примером паломникам в Кербелу. Чтобы 
увидеть князя, серебро швыряешь, табун коней, как горсть песка, бросил. 
Пехлеван? Велю с тебя шкуру снять – повернешь язык к 
правде!
— Напрасно грозишь, хан, и так скажу: не пехлеван я, но знаю: князь Шадиман – 
щедрый князь. За хорошую весть вернет мне серебро и табун, откуда иначе взять 
бедному такое богатство для 
расплаты?
Шадиман понимал: хан не допустит беседы наедине, хотя купец именно за этим и 
пришел:
— Говори, Вардан, у меня нет тайн от благородного сардара… Но, может, ты устал? 
Отдохнуть, поесть хочешь? Вон сын твой еле на ногах стоит.

— Ты угадал, светлейший господин, теперь скажу главное. В Исфахан караван веду, 
конечно, не явно. Не пожелаешь ли послание Караджугай-хану отправить? Или 
благородный сардар окажет мне доверие? Или царь Симон 
осчастливит?
— Почему ты и сын в серебристые плащи 
закутались?
— Светлейший князь, сейчас 
луна…
— Чубукчи, накорми купцов и проводи в покои Исмаил-хана. – Шадиман едва заметно 
опустил веки.

Чубукчи, дотронувшись до левого уха, учтиво поклонился.

Сардару невыносимо хотелось потащить к себе купцов сейчас же, но Шадиман уже 
повернулся и спокойно зашагал. Исмаил-хан догнал его и почти насильно уволок в 
свой дворец, на праздничную еду. Он неотступно следовал за Шадиманом, даже за 
пилавом не спускал с него подозрительных глаз, стараясь разгадать мысли 
«змеиного» князя.

Еще дымился в фаянсовых чашках крепкий кофе, а прислужники уже ввели 
принаряженных купцов. Вардан пустился в подробный рассказ, как он ловко обманул 
майдан, поверивший в его намерение отправиться в Эрзурум торговать картлийскими 
изделиями. Турция ему, конечно, как перец – кошке! Он стремится в 
благословенный Иран, поведать доблестному Караджугай-хану о состоянии Картли. 
Но чтобы вступить в пределы земель шах-ин-шаха, ему нужна пропускная грамота от 
сардара персидских войск в Тбилиси.

Вардан не поскупился на проклятия дому Саакадзе, всем его сторонникам и даже 
скоту и деревьям. Страшный Моурави преследует несчастного купца за преданность 
князю Шадиману. Торговля плохая, Вардан беднеет, его благосостояние тает, как 
свеча. Счастливый час возвращения царя Симона в Метехи – вот в чем спасение 
Вардана!
Подробное описание дел Картли, которой без стеснения правит Саакадзе, привело в 
ярость сидевшего до сих пор безмолвно царя Симона. На его тюрбане заколыхался 
султан, мерцая алмазами.

Украдкой следя за царем Симоном, купец в упоении продолжал извещать о 
самовластии ностевского «барса», захватившего в придачу церковь вместе с 
епископами и католикосом. Верные люди в Метехи клялись, что князьями 
Мухран-батони некоторые уже начинают тяготиться, но пока боятся 
восстать…
Еще о многом хотел расспросить Шадиман, но купец вежливо напомнил, что ему 
необходимо вернуться наступающей ночью. Князь встал, – он пойдет заготовить 
послание Караджугай-хану, а если сардар сочтет удобным, пусть подробно изложит 
шах-ин-шаху положение дел.

Но едва Шадиман вошел в свои покои, как чубукчи взволнованно 
зашептал:
— Два коня у пчельника ждут, тоже в серебристых плащах… Верхней тропой, через 
кустарники Инжирного ущелья… За телетский отрог… Ночью через мост у Шав-Набади… 
Лесом, через Волчью лощину… А оттуда один полет стрелы до башен Марабдинского 
замка. Вардан все проверил, медлить нельзя. Пока хан томит купцов, надо 
схватить плащи и ускользнуть. Вардан обещает по дороге в Иран свернуть в 
Марабду, тогда выслушает твои приказания и попросит передать сыну триста 
жеребят в уплату за двух коней и устройство побега.

Шадиман размышлял: бесспорно – это единственный случай покинуть ненавистны