пламя веры в тебе не погасло, надо подбрасывать ароматные ветви.

— Прав Даутбек, нам всем следует навещать свои уделы, – проникновенно сказал 
Дато. – Говорят, мой отец совсем голову потерял от богатства, дом в три этажа с 
башнями воздвиг, всех глехи и месепе работой и податью замучил, моим именем 
злоупотребляет…
— Ты об отце как о чужом говоришь, так тоже не совсем хорошо.

— Дорогой Даутбек, не могу любить за одно родство, за дела люблю. Слышал, 
Георгий, отец собирается просить тебя о потомственном азнаурстве. 
Откажи!
— Нет, мой Дато, уже сам решил наделы увеличить и родителей «барсов» перевести 
в потомственные азнауры. Католикос скрепит подписи правителя, тогда во веки 
веков никто не посмеет отнять звание и дарованное. Надо все предвидеть, еще не 
окончен путь борьбы, князья живы, Шадиман тоже: неразумно оставлять близких без 
защиты. Азнауры с большими наделами и с собственными дружинниками будут 
защищены, как панцирями. В Носте объявлю об этом. И еще объявлю: всех 
участников Марткобской битвы перевожу в мсахури – будь то глехи или месепе. А 
мсахури – в азнауров. Поговори с отцом серьезно и незаметно ограничь его власть.

— Советуешь мне выехать в 
Носте?
— Нет, Дато, на тебя возлагаю большую заботу: скрытно собрать сведения – 
сколько в Картли монастырей, каким достоянием владеет каждый, какой землей, 
лесом, виноградниками, садами. Крайне важно выяснить число семейств глехи, 
хизани, месепе, мсахури. И в отдельный список внести церковных азнауров… 
Полгода даю тебе на такую перепись.

— Что ты замыслил, Георгий? – одновременно вскрикнули Дато и Даутбек.

— Хочу проверить, какая часть царства покрыта черной рясой. Тебе поможет монах 
Бежан, сын Георгия Саакадзе. Он сейчас трудится над гуджари церковных владений. 
В последний приезд уверял меня, что один Кватахевский монастырь обладает 
большим состоянием, чем треть азнаурского сословия, и гордился тем, что 
благодаря бережливой руке духовных иерархов грузинская церковь сохранила 
громадное количество недвижимых владений. – Саакадзе усмехнулся. – Он напомнил 
мне, что царь Александр еще в гуджари тысяча четыреста сорок второго года не 
только осуждает, но и проклинает тех, которые завладевают церковным имением и 
вещами, считая это величайшим преступлением, ибо вещи и имения в лице церкви 
пожертвованы самому Христу – нашему спасителю. Вот, друзья, в чем самое сильное 
препятствие для развития царства.

— А какую силу можно противопоставить силе благочинных владетелей? – угрюмо 
спросил Даутбек.

— Об этом и твердит Бежан. И хотя я с ним не спорил, он закормил меня доводами 
из старых гуджари. Полагаю, что для посещения Кватахеви у тебя, Дато, удобный 
случай. Ты еще не отблагодарил Трифилия за участие в крестинах маленького Дато. 
Погости день, два, гуляй по густым аллеям с Бежаном и тебе нетрудно будет 
направить его мысли к разговору о величии святых обителей.

— Георгий, враждуй хоть с богом, хоть с чертом, но только не с 
церковью!
— Я тоже так полагаю, мой Дато. Ты, разумеется, с Гиви поедешь. Хорешани 
спокойнее, когда Гиви рядом с тобой скачет.

Даутбек тревожился все сильнее: «Что он затевает? Почему «барсов» из Тбилиси 
выпроваживает?»
Забеспокоился и Дато: «Странно, никогда от нас ничего не скрывал. Наверное, 
такое замыслил, что реки побегут 
вспять!»
— Итак, друзья, завтра отправитесь в путь. Медлить нельзя, до вторжения шаха 
Аббаса надо земные дела закончить, потом настанет долгое время войны.

Со двора несся веселый шум, Даутбек распахнул окно. В тени старого каштана 
Иорам Саакадзе и Бежан Горгаслани яростно фехтовали, повторяя поединок 
Автандила и Зураба. На каменной ступеньке, кутаясь в легкую вуаль, Дареджан с 
гордостью следила за ловкими ударами сына и лишь изредка с напускным гневом 
выговаривала за слишком азартные нападения. Облокотясь на резные перила балкона,
 Русудан писала матери, княгине Нато Эристави, послание на вощеной бумаге, 
обмакивая гусиное перо в золотые чернила. Она приглашала приехать в Носте 
погостить и привезти Маро и Хварамзе из Ананурского замка, где дочери ее 
продолжали жить ради горного воздуха и приданого, над которым трудились 
двадцать крестьянок, вышивая от зари до звезд шелками по кисее, золотом и 
серебром – по бархату и атласу. Русудан сообщала о своем выезде с семьями 
«барсов» в Носте на жаркие месяцы.

Едва колыхались листья дикого каштана. Из глубины сада веяло тонким запахом 
пунцовых роз.