|
Каранбежани… Я тебе большую награду приготовил.
— Моурави, пусть твое приказание будет мне наградой.
Саакадзе прошелся, потом тяжело опустился на тахту. Темная тень коснулась
лица:
— Отправишься в Исфахан и привезешь тело моего сына Паата. Слушай внимательно,
верблюдов нагрузишь шелком.
— Моурави, кто
пропустит?
— На грузинской земле моя грамота все ворота откроет, а на персидской – печать
Исмаил-хана.
— От-от-ку-да
во-во-зьму?!
— С пятницы до понедельника охраны у водопада не будет. Три дня в твоей власти.
Поступай, как в торговле: три раза отмерь и один раз обмерь. На исфаханском
майдане разглашай о коварстве Георгия Саакадзе, об угнетении князей
головорезами-"барсами". Не жалей черной краски на описание мук царя Симона,
магометанина, князя Шадимана и Исмаил-хана. Несколько дней занимайся там
исключительно торговыми делами… Потом скрытно… не мне учить мудрого купца…
проберешься к католическим миссионерам. Если делла Валле не покинул Исфахан,
ему поведай мою просьбу. Пусть монахи уложат в кованый сундук останки Паата и
передадут тебе, – Саакадзе снял с мизинца кольцо, с которым никогда не
расставался, и протянул Вардану: – Покажи Петре это кольцо, а если итальянца
нет, – все свершат миссионеры. Вручишь им от меня золото. Четыре кисета с
туманами тебе на расходы… Привезешь сундук, узнаю Паата… получишь в подарок дом,
звание метехского купца и… тбилисского мелика.
На несколько мгновений оглушенный Вардан потерял способность шевелить языком.
Потом нахлынувшая радость взметнула его, и он заерзал на тахте, точно собирался
в
пляс:
— Мелика?! Мелик!! Считай, Моурави, что я уже полностью выполнил твое
повеление!
— Но если обман замыслишь или кольцом злоупотребишь – не обижайся: твоих
сыновей повешу, женщин в сословие месепе перепишу, а внуков туркам продам.
Вардан даже зацокал, сокрушаясь таким
недоверием:
— Моурави, разве хороший купец не знает, что ему выгодно? Я тоже христианин и о
смерти не забываю. Посмею ли перед богом обманывать тебя в таком деле? Мелик! –
И вдруг забеспокоился: – А что скажет старый
мелик?
— Мало об этом печалюсь. Раз не мог удержать торговлю майдана, значит, на
продырявленный бурдюк похож. Уверен – ты, Вардан, иначе поведешь дело, торговую
власть тебе
доверяю…
Вардан облизнул губы, вынул четки и проворно застучал ими. Невероятное
блаженство охватило его. Власть! Могущество на майдане! То, о чем мечтал, как о
несбыточном сне, внезапно прибило щедрой волной. Он готов был упасть на колени,
целовать цаги властного раздатчика счастья и несчастья. Готов был петь, до боли
в пальцах сжимал янтарь. И вдруг, желая доказать тут же свою преданность, начал
уверять, что оставить на три дня водопад без стражи опасно. Пусть дружинники
только не замечают путника, одиноко ползущего по крутой тропинке.
— Нет, Вардан, стражу сниму, как сказал, на три дня… Тайна должна быть
сохранена.
— Но если узнают, могут бежать.
— Кто? Исмаил-хан? Куда?.. И двух часов не пройдет, будет убит. Симон? И часа
не прогуляет, будет пленен: давно Мухран-батони аркан приготовили. Князь
Шадиман? Никогда не осмелится, для этого ему пришлось бы проделать нелегкий
путь: сползти по западному склону, пересечь под высоким мостом Цавкисский ручей,
верхней тропинкой войти в кустарники Инжирного ущелья, обогнуть крепостной ход
и Татарское ущелье, а там еще добраться до Мта-Бери и по скалистому подъему
ускакать за Телетский отрог. Лишь ночью, оставив за собой мост у Шав-Набади, он
почувствует близость Волчьей лощины. А оттуда один полет стрелы до башен
Марабдинского замка. Пешком добираться блистательному князю невозможно, значит,
его чубукчи должен заранее спуститься и приготовить двух коней, ибо большему
числу всадников рискованно такое путешествие. И еще – сейчас полнолуние –
тотчас заметят: надо серебристые плащи накинуть на себя и коней, копыта серым
войлоком обвязать. Видишь, сколько трудностей? Нет, Шадиман наудалую не пойдет.
— Ты прав, Моурави, но запомни: я предупреждал.
— Так вот, во вторник караван поведешь. Нужно торопиться.
|
|