,

Потому ждет за 
горою
Белокрылый 
жеребенок



ГЛАВА 
СЕДЬМАЯ

Третье посольство князей отправилось совместно с посольством католикоса.

Железные ворота Мухранского замка были замкнуты и молчаливы. Безмолвствовали и 
дружинники на сторожевых башнях. Удушливо палило солнце. Но настоятеля Трифилия 
не смутило небесное пламя. Он угрожал гневом церкви: «Если верные сыны не 
желают помочь в затруднительный час, что же требовать от 
Шадимана?»
Выступили четыре монаха-соглагольника, епископ выразительно прочитал послание 
«святого отца». Горячо молили Зураб, Липарит, Цицишвили. И старый князь сдался, 
но решительно настаивал: Кайхосро Мухран-батони временно будет правителем 
Картли. Если за три года не явится законный царь, тогда, напутствуемый 
католикосом, правитель будет венчаться на царство в первопрестольном Мцхета, 
сливая династии Багратидов и Мухран-батони.

Вахтанг же – отец Кайхосро и Мирван – дядя, требовали при возложении на 
Кайхосро венца утвердить за ним титул: «Правитель Картли Багратион-Мухрани». 
Князья охотно согласились.

И вот – торжественный въезд в Тбилиси. Кайхосро на белом аргамаке с золотой 
отметиной. Сдвинув ряды и звеня конским убором, следовала личная свита: 
двадцать князей пожилых, сорок молодых и восемьдесят азнауров знатных фамилий. 
А дальше тянулись мсахури с отрядами охраны, сотни чубуконосцев, оруженосцев и 
прочих слуг. В одеяниях преобладали цвета знамени Мухран-батони. Среди азнауров 
выделялся золототканой куладжей и афганским оружием почетный азнаур князь 
Автандил Саакадзе. Блестел дамасской сталью сын Ростома. Тщеславился ханской 
саблей Нодар Квливидзе. Молодые азнауры Верхней, Средней и Нижней Картли 
горделиво гарцевали в одеждах времен Георгия Блистательного.

Чуть позади Кайхосро, грозно сдвинув брови, ехал старый князь, а еще подальше, 
за Вахтангом, – фамилия Мухран-батони: женщины на белых конях, мужчины – на 
серых с оранжевыми бабками. Под золотыми обручами развевались лечаки, на 
остроконечных папахах блестели орлы, терзающие серебряных змей.

На некотором расстоянии, впереди царственного поезда ехали тридцать два 
всадника в шишаках и кольчугах, по четыре в ряд, на вороных, белых, гнедых и 
золотистых скакунах. Время от времени, чередуясь, шестнадцать всадников 
вскидывали длинные тонкие трубы и выводили воинственные напевы. Другие, 
несмотря на ярко слепящее солнце, вздымали шестнадцать медных факельниц, из 
которых извергался густой красный огонь, бросая изменчивые отблески на знамена 
Багратидов и Мухран-батони.

Взбудораженные горожане с надеждой взирали на колеблющийся огонь, как смотрят 
на огонь возрожденных очагов.

Суровый монах окропил колокола святой водой. Звонарь Сиона перекрестил главный 
колокол, закатал рукава, взялся за веревку и выплеснул на город звон.

Из узкого окна палаты католикоса выглянул Бежан Саакадзе, перевернул страницу 
летописи и крупно 
начертал:
«Да не оскудеет милость бога безначального и бесконечного! В сей день, 
благословленный святой равноапостольной Ниной, желанный церковью Кайхосро из 
рода Мухран-батони вступил через Дигомские ворота в Тбилиси».

Из Самухрано тянулись в Тбилиси обозы с продуктами, гнали баранов и телят. 
Метехи ожил, царские повара словно проснулись после заколдованного сна и с 
усердием готовили тончайшие яства.

Старший конюший Арчил, переживший четырех царей, приказал подвластным ему 
конюхам вычистить конюшни и выкрасить двери в фамильный цвет Мухран-батони. 
Очистили птичник от персидских птиц и загнали туда медведей. Начальник псарни 
вывез в Твалади, где обитала царица Мариам, собрание охотничьих рогов Георгия 
Десятого и подобострастно приготовил для своры молодого правителя новые 
подстилки и чаши.

Гордый и счастливый, распоряжался князь Газнели, ведь в его покоях качается в 
посеребренной люльке маленький Дато. Верная мамка поет ему старинные песни 
витязей.