:
— А ты, видно, объелся куриной слепотой, растущей в овраге, ибо иначе бы узнал 
марабдинца-мсахури Раждена, который еще в Метехи любил хвастать отрубленным 
пальцем.

Хмель мгновенно испарился из буйной головы Дато.

— Следует немедленно поручить, – прошептал он, – ностевским разведчикам 
наблюдение за подозрительным мсахури.

Тут Гиви не на шутку рассердился и напомнил, что он – саакадзевский «барс», а 
не медный колпачок, надеваемый собачьим Ражденом на свой обрубок. Уже ностевцы 
рыскают по Дигомскому полю и выведали, что несколько шакалов из Марабды в 
наряде дружинников Нижарадзе обмениваются незаметными 
знаками…
Не дослушав, Дато принялся сзывать «барсов» к Хорешани на полуденную еду.

Как всегда на военном совете, Саакадзе раньше выслушал своих «барсов». Он 
прошелся по комнате и опустился рядом с 
Даутбеком:
— Выходит, князья замыслили восстание? Но кто? Без вожака волчья стая не 
подымется. Липарит? Не похоже, и причин нет, – всем доволен. Но верить следует 
только Мухран-батони и Эристави Ксанскому. А Арагвскому? – Саакадзе побледнел, 
он прочел в глазах «барсов» такое же подозрение. – Все прояснилось – цепь от 
Марабды тянется к Дигоми.

Внезапно Элизбар хлопнул себя по лбу: теперь он понимает, почему Нижарадзе 
шептался с Качибадзе, а лишь завидев его, Элизбара, чересчур громко заговорил о 
достоинствах пегого иноходца.

— Значит, трое 
обнаружены?
— Нет, Ростом, пятеро. Забыл прибавить Шадиман" и Андукапара.

— И я тоже кое-что заметил, – произнес Пануш: – У многих княжеских дружинников 
кизиловая ветка приколота к папахе одинаковыми булавками. «Наверно, в одной 
лавке украшение 
покупали!»
Все серьезнее становились «барсы». Саакадзе крупно шагал по ковру, говори как 
бы сам с 
собою:
— Выходит, Зураб не успокоился и замыслил воспользоваться удобным случаем 
ополчить против меня князей и захватить власть… Нет, власть в Картли для Симона 
захватит Шадиман, а Зураба женит на своей дочери и поможет ему воцариться над 
горцами… Конечно, вовремя раскрытое предательство поможет нам расправиться с 
изменниками, но какая в этом польза? На Дигомском поле в кровавом междоусобии 
лягут три тысячи лучших арагвинских конников, ибо верны Зурабу и драться будут 
до последнего вздоха… Если считать замешанными в заговоре десять князей, и 
каждый бросит в драку не меньше пятисот дружинников, то получится – пять тысяч. 
Если даже падет половина из них и хотя бы сотен десять из нашего постоянного 
войска, то ирано-картлийский рубеж ослабнет почти на семь тысяч шашек… Нет! 
Такую расточительность Картли не может допустить даже ради прихоти Шадимана 
вновь водворить на трон одноусого глупца и преподнести на пике «льву Ирана» 
умную голову Великого 
Моурави!
Димитрий, едва дослушав, вскочил. Он умолял разрешить ему сейчас же 
расправиться с Зурабом и его двумя соучастниками, он клянется – полтора века 
князья будут вспоминать Димитрия Сагинашвили.

— Разве опасность лишь в Зурабе, Нижарадзе и Качибадзе? Раздразнишь зверя – ни 
перед чем не остановится. Ведь неизвестно, кто еще из могущественных князей в 
заговоре… Неплохо придумал Шадиман. На Дигомское поле приглашены царь Имерети, 
владетели Самегрело, Гурии и Абхазети, а еще все те, кому я задумал показать 
устойчивость Картли и склонить к союзу против шаха Аббаса… – Саакадзе задумчиво 
провел рукой по усам. – Отменить празднество невозможно, заговорщики нападут на 
Метехи уже не ради победы, а ради моего посрамления. Ведь я убеждал в дружбе 
своей со всеми замками. Оказалось же, против меня пол-Картли!.. Правда, заговор 
будет нами подавлен, но союз с Западной Грузией погибнет, ибо уважается тот 
властелин, который умеет крепко держать в деснице поводья взнузданного царства, 
а не падает в пыль на полдороге. Заранее скажу – цари испугаются, поспешат 
покинуть опасную Картли и хвастливого Моурави. Как дым, рассеется с таким 
трудом достигнутое признание величия Картли… И еще: убегут ли в замки 
заговорщики, будут ли их истреблять – равно обессилится Картли.

— А не лучше ли заранее обезвредить врагов, хотя бы Нижарадзе, Зураба и 
Качибадзе? На Дигомском поле все равно придется укоротить им руки. 
Разумнее…
— Нет, не разумнее, мой Даутбек. Нельзя раньше срока раскрывать нашу 
осведомленность. Пожар разгорается от ветра… Другое необходимо: пресечь 
восстание, пресечь на самом Дигомском 
пол