ощерился:
— А вы чем рискуете, суля мне за разрыв с Саакадзе золотой оазис? Я же рискую 
Белой и Черной Арагви! Слова – дешевый груз! Что предложите мне в залог 
верности?
— Зураб, почему не воспользовался ты путешествием купца Вардана и не послал в 
Исфахан княгине Нестан… бывшей княгине – знак внимания?.. Не гневись, Зураб! 
Знаю, почему Саакадзе подсунул тебе обнищавшую княжну своей шайки, а ты сразу 
попал в лапы «барса». Не пристало владетелю Арагви думать о служанке шахского 
гарема.

— А какому черту исповедовался я? – возмутился Зураб. – Где забвение, там нет 
любви!
Не хотел помнить Зураб, из-за кого погибла зеленоглазая Нестан из знатного рода 
Орбелиани. Обо всем позабыл, помнил лишь о своем бесчестье. Он, арагвинский 
витязь, достойный хрустального пера Руставели, – муж гаремной служанки! 
Неслыханный позор! Каким мечом выкорчевать его? Какой кровью 
смыть?
Словно угадывая его мысли, Шадиман 
продолжал:
— Напрасно терзаешься, князь, наше святая церковь расторгнет твой брак, ибо 
христианину воспрещается иметь 
жену-магометанку!
— Неподобающий разговор начал ты, Шадиман. Если рассчитываешь привлечь меня, 
напоминая о мести шаха, то ошибаешься, – Зураб вскочил. – Даже хозяину дома не 
позволю переступить черту 
приличия!
— Я коснулся твоего сердца, дабы дружба наша воссияла от залога. 
Смотри!
Зураб сумрачно взглянул вниз и несказанно удивился: деревья застыли, точно 
окаменели в своем красочном уборе, а ему чудилось – буря несется над солнечным 
садом, сгибая до земли чинары и дубы и кружа ярким хороводом цветы.

Задумчиво сидела Магдана на мраморной скамье. Было ей не более пятнадцати лет. 
Пленительная робость еще сковывала ее гибкие руки, тугие, рудой отливающие косы 
ниспадали с покатых, еще детских плеч, а из-под тенистых ресниц печально и 
величественно смотрели лучистые глаза. Бледно-голубой шелк облекал ее тонкий 
стан… И Зурабу хотелось глубоко вздохнуть, но было страшно – вот-вот волшебное 
видение исчезнет и черный туман окутает и сад, и замок.

Смотрел Зураб и не мог насмотреться.

— Вдохновенный монах увековечил мою Магдану неувядаемыми красками, – хвастал 
Шадиман. – Обрати, князь, свое благосклонное внимание на фреску. Княжна Магдана 
держит на ладони свое достояние – замок Марабду, а ноги ее обвивают змеи из 
жемчужных нитей. Раскрытые ларцы, как водопады, низвергают фамильные 
драгоценности. Но, увы, ее нежная рука не в силах удержать знамя Сабаратиано, и 
она призывает 
витязя…
— Какой витязь, Шадиман, удостоится столь высокой 
награды?
— Тот, кто навек объединит знамя двух княжеств и вздыбит его над вершиной 
могущества.

— Князь Шадиман Бараташвили, благодарю за оказанную мне честь, но… прекрасная 
из прекрасных княжна достойна неизмеримо большего. Я раньше завоюю горцев, а 
потом буду молить Магдану разделить со мной блистательный трон.

На заре Зураб с оруженосцем исчезли за железной дверью. Гулко звучал конский 
топот в подземном коридоре.

Потом встревоженно крикнули птицы. Кто-то сорвал с глаз всадников повязки и 
мгновенно скрылся. Зураб жадно вдыхал лесной воздух. Над ним круто поднимались 
заросшие горы.

До ночи плутали князь и слуга, пока не выбрались на тропу, приведшую их к 
Шавнабада.




ГЛАВА ТРИДЦАТЬ 
ПЯТАЯ

Вспоминая теперь эту ночь, Зураб испытывал гордость. Настал час манящего 
простора, довольно жестких братских объятий Моурави! Собираясь в Метехи на 
совещание князей, Зураб чувствовал, что он вместо куладжи надевает кольчугу.

Неожиданно дверь распахнулась, и Моурави, не здороваясь, опустился на 
скамью:
— Говори, Зураб, че