| |
— Это где вы собираетесь блистать княжескими знаменами? В Метехи? У правителя?
Лучше не срамитесь, подождите, пока настоящий царь из династии Багратидов
вернется на свой престол и с позором изгонит узурпатора.
Злость душила Цицишвили. «Барсы» правы: настоящий «змеиный» князь! Самые лучшие
яства может отравить ядом своих слов. И разъяренный Цицишвили
выкрикнул:
— И такое может скоро случиться! Луарсаб вернется. Русия заставит шаха Аббаса.
На все доводы Шадимана и Андукапара, что лучше заяц в руках, чем лев в пустыне,
князья решительно
заявляли:
— Царя Симона не хотим! Католикос скоро направит в Русию особое посольство.
Настоятель Трифилий сам описал опасность: не поможет Московия – поможет Рим. И
тогда во многом придется уступить папе Урбану… Теперь, думаем, и Моурави на
Луарсаба согласится. Пока молчит, но против не
выступает…
Изумленно вглядывался в князей Шадиман: вот как они действуют! И выразил
сожаление, что еще не время одернуть хитрого монаха, подкапывающегося под трон
законного царя. Но настанет час – монах узнает, что Шадиман бодрствует в
Марабде.
Амилахвари насмешливо заметил, что хитрый монах не только осведомлен о
местопребывании Шадимана, но выразил удовольствие, что князь не забывает
посылать в Кватахевский монастырь за розовым маслом и иконами для марабдинской
церкви…
Шадиман внутренне содрогнулся: его лазутчиков узнали! Не ослышался ли он? Тогда
почему Саакадзе не
нападает?
Цицишвили злорадно
усмехнулся:
— Может, Моурави и знает, но делает вид, что не верит. А азнаур Даутбек как-то
смеялся: «Бедный царь Симон, с кем теперь советуется, в какой цвет красить
ус?»
Словно молния пронзила тьму! Шадимана охватил озноб. Как раньше не догадался?
Его, Шадимана, подобно амбалу, выманили из крепости. Знал ли Вардан? Наверно,
нет, – тоже попался на острый крючок. Выследили купца и позволили помочь
царедворцу бросить глупого царя на произвол Исмаил-хана.
Страшно стало Шадиману: ему чудилось, что тяжелые ворота Марабды разлетелись в
щепы, а с него сорвали доспехи и он обнажен перед княжеским сословием. Вот
почему с ним так разговаривают – потеряли уважение и веру. Незнакомая боль
сдавила горло, он почувствовал тошноту и головокружение.
К счастью, Андукапар пустился в словесную драку с князьями.
Шадиман, помедлив и как бы не придавая значения сказанному князьями, попросил
остаться до утра. Он хочет показать, чем был занят в крепости, пока Симон, по
его совету, красил единственный ус шафраном, любимым цветом шаха Аббаса.
Небольшой пир, устроенный в честь гостей, прошел весело. Шадиман блистал
остроумием, тонко высмеивал Исмаил-хана и его гарем, рассказывал и о Симоне
смешное, но ни словом не упоминал о Саакадзе и вообще о делах Картли.
Довольные князья притворялись, что верят в веселость Шадимана. Они тоже
вспоминали случаи, вызывавшие смех. Как правитель, украдкой от деда, устраивает
у себя пирушки с братьями и не скупится на пинки чуть ниже спины, когда они
дразнят его «богоравным». Еще многих высмеивали князья, но тоже ни словом не
упоминали более о Саакадзе и вообще о делах Картли.
У себя в покоях князь советовался с Андукапаром. Конечно, он отлично бы
обошелся без его глубокомысленных предложений, но опасался задеть самолюбие
друга. Да, друга, – одна цель сроднила их. Шадиман силился как можно дольше
удержать в Марабде владельца Арша. Одиночество все назойливее преследовало
Шадимана, днем подстрекая на нелепые решения, а ночью нашептывая о том, что
усилия его тщетны.
И Андукапар с отвращением думал о холодной Арше. Скука и сетования Гульшари не
притягивали его к родовой крепости, и он охотно согласился остаться в Марабде
до весны – для пользы общего дела.
Так он и велел телохранителю передать княгине, вместе с уверениями в успешности
переговоров с шахом Аббасом и вместе с чудесным кувшинчиком благовоний, которые
посылал прекрасной Гульшари князь Шадиман. Второй телохранитель остался при
Андукапаре для личных услуг – вернее, высматривать подземные ходы и
подслушивать опасные слова, а затем ночью, стягивая с князя сафьяновые цаги,
шепотом докладывать обо всем.
Но и чубукчи Шадимана тоже старался как можно больше выведать у телохранителя,
чтобы ночью, стягивая с князя сафьяновые цаги, тихо сообщать сведения о замк
|
|