| |
— Не учи, женщины тоже любят мужчин с усами.
— О сатана! – Дато повалился от смеха на тахту. – Больше не буду с тобою
путешествовать.
— Попробуй! Хорешани только мне и доверяет, знает, как ты не любишь женщин к
изгороди
прижимать…
Приход Вачнадзе прервал увлекательную беседу, и Дато последовал за князем на
деловое свидание. Гиви, вскочив, стал усердно прихорашиваться, смотрясь в
лезвие шашки. Он спешил на встречу с соколами.
Дато быстро оглядел приемный зал: никаких пергаментов и чернильниц. На троне
сидел царь Теймураз. По правую руку – архиепископ Феодосий и архимандрит
Арсений, по левую – князья Чавчавадзе, Джандиери, Вачнадзе.
Соблюдая правила чинов и титулов, Чавчавадзе торжественно представил посланника
Картли. И Дато, точно впервые видел царя, низко склонился, преклонив колено,
поцеловал протянутую руку и передал начальнику двора послание Моурави.
Чавчавадзе приложил послание, как ферман, ко лбу и сердцу и вскрыл печать
голубого воска. Читал он чуть нараспев, громко, с замедлениями на важных местах,
в глубоком молчании слушали кахетинцы.
Дато, придав лицу выражение глубокой почтительности, украдкой разглядывал царя
и вельмож. Это были испытанные воины и дипломаты, прошедшие с мечом и пером
тяжелый путь от рубежей ширванских до пределов Трапезундского пашалыка. Они
знали себе цену и на вершине величия и в бездне поражения… «Должны согласиться,
– думал Дато, – другого выхода из турецкой Гонио у них нет».
Чавчавадзе продолжал все более довольным
голосом:
— Царство твое подобно сваленному грозой дубу. Если снова вторгнется шах, даже
оборонять некому: лучшие погибли в сражениях, угнаны в Иран, разбрелись по
другим землям. Худшие захватили твои владения и готовы предаться врагу.
Тебя, царь, чтят и Кахети и Картли. Чтят за непримиримую борьбу с шахом Аббасом,
за верность церкви, за жертву, которую ты счел возможным принести ради
сохранения народа и святынь… Кто из людей, а не гиен, не прольет слезы,
вспоминая мать-царицу Кетеван? Кто не преклонит колена перед твоим горем –
потерей царевичей, надежды народа и трона? Кому же, как не доблестному
Теймуразу, царю Грузии, царствовать и повелевать? Но нет радости в царствовании,
если страна ежечасно ожидает нового вторжения и не в силах бросить войско
против
недруга!
Сколь бы ни были сладки посулы Русии и Рима – нельзя рассчитывать на их щедроты
вдали от престола. Я, обязанный перед родиной, предлагаю тебе мой меч и сердце.
Однажды я уже помог изгнать кизилбашей из Кахети и в дальнейшем не допущу
посягательства на священные земли наши.
Сейчас время новое: время сильного царя, сильного царства. Даже лев бессилен
перед стадом оленей, но одного легко растерзает. Сейчас двум кровным братьям
нельзя вести бой порознь. Кахети и Картли должны быть под одним скипетром.
Другого пути к укреплению Иверской земли нет. Всю тяготу власти возложили на
меня народ и церковь. Но столетия возвеличили род Бегратидов, – да продлится до
скончания веков сияние скипетра Давида и Тамар! И ныне радуется земля
грузинская в предчувствии восстановления основ трона. Народ ждет законного
царя…
Если пожелаешь переменить стольный город, пошли в Кахети гонцов. Пусть князья
собирают дружины. Пусть явятся под мое начало. И церковь благословит такое. А
если будут сопротивляться разуму и не внемлют твоему приказу, я докажу
непокорным, что пригнуть сардаров шаха к копытам коня моего было
труднее…
Обдумай, царь, и пореши. А если желание народа будет твоим желанием, выслушай
устно посланника: его слово – мое слово. Азнаур еще и дважды и трижды
предстанет перед тобою, принося мои и выслушивая твои мысли… Все свершится, как
я
сказал…
Верный служитель твой Георгий, сын Саакадзе".
Чавчавадзе тяжело дышал, взглянул на царя и торопливо повернулся к
Дато:
— Уважаемый азнаур, не сочтешь ли ты приятным отдохнуть под кровлей
богоравного? Царь Теймураз обдумает послание, благосклонно выслушает тебя и
ответит Моурави.
Дато учтиво поклонился и вышел. Его не обманула сдержанность кахетинцев. Если
бы радость могла бить фонтаном, она хлестала бы из глаз царя, князей и пастыре
|
|