Верхней, Средней и Нижней Картли, ибо Теймураз не только венценосец, но и певец,
 чьи шаири сладки, как весенний мед, выпиваемый в час радости.

Упоминание не о венце, а о шаири взволновало Теймураза. Он оживился, схватил 
«Похвалу Нестан-Дареджан» и с жаром прочел чеканные строки.

Гиви сидел с открытым ртом, ничего не понимая. Как будто ехали посланными от 
Георгия, а вместо Дато читает сам царь, причем совсем не по делу. А этот «барс» 
Дато от удовольствия облизывает губы, будто вином его поят.

Внезапно остановившись, Теймураз спросил: чьи шаири звучнее, его или Шота 
Руставели?
Даже опытный Дато растерялся. Что сказать? Неожиданно выручил Гиви, ему надоело 
слушать шаири и держать в знак восхищения рот 
открытым:
— Царь царей, твой стих заглушает голос Лейли, а Меджнун мог бы служить евнухом 
в твоем гареме, если бы это разрешил церковный съезд.

— Ты, азнаур, замечательно сказал! – Теймураз густо захохотал и внезапно 
нахмурился. – Персидские газели блещут глубиною мысли и высокой отточенностью 
слов, но гаремная жизнь женщин кладет предел возвышенным чувствам певца. Нет 
истинной утонченности, свободного поклонения красоте, ибо изощренная эротика 
мешает целомудренному любованию.

— Светлый царь, твои слова подобны флейте, – вдруг вспомнил Гиви слышанную в 
Исфахане лесть. – Если бы евнухи были мужчинами, они могли бы описать 
лучезарную красоту женских спин, ибо гурии без всякого стеснения плавают при 
них в бассейне, извиваясь, как серебристые рыбы.

Хохотал Теймураз, вежливо смеялся князь Чавчавадзе. Дато никак не мог найти 
ногу непрошеного собеседника, чтобы отдавить ее. К счастью, приход Вачнадзе 
прервал изощрения Гиви.

— Пресветлейшая царица Натиа и прекрасная царевна Нестан-Дареджан пожелали 
видеть уважаемых гостей, просят 
царя…
— Постой, князь, ты послушай, что пропел 
азнаур:


Красотою лучезарной затмевая лик светила,

Серебристой рыбкой плещут в водах гурии 
лазурных…


— Почему в водах? В бассейне, царь! – обиделся за искажение Гиви.

— Ты меня не учи! В водах просторнее, я уж так записал и менять не 
стану!
Теймураз поднял голову – он опять был 
царем!
— Великий Моурави пожаловал и прислал нам посланников своих, от них сердца наши 
возвеселились. О делах малых и великих угодно нам беседовать завтра, – он 
перевел взгляд на Дато и заговорщически улыбнулся. Он опять был поэтом. – 
Сегодня же, друзья, час встречи, шаири и 
вина!
Он весело увлек азнауров к ожидающему двору и до поздней луны угощал их 
чудесным вином и сладкозвучными 
шаири…
Лишь только Гиви открыл глаза, щурясь от ослепительных лучей, Дато погрозил ему 
кулаком:
— Голову оторву, если сегодня тоже вступишь с царем в разговор.

— Как?! Он и сегодня будет шаири 
читать?
— Гиви, мое терпение ограниченно, – лучше сейчас оторвать тебе голову.

— Попробуй. Разве не слышал слов Хорешани: «Береги Гиви, пусть даром в драку не 
лезет, если 
встретите…»
— А я о чем предупреждаю тебя, воробьиный хвост? Не лезь в шаирную драку, да 
еще с царем. Вчера случайно цел остался, князья вовремя кашлять начали.

— Знаешь, Дато, иди один. Тайная беседа всегда лучше без лишних ушей. Мне 
царевна обещала соколов показать.

— Я тебя не уговариваю, но смотри – не вспоминай при царевне о евнухах, девушки 
этого не любят.