перед путешествием в неизвестность.

— Сегодня как раз удобный случай: после второго намаза шах повелел предстать 
перед его всеобъемлющим умом. Русийские послы домогаются тайного приема. Как 
всегда, начнут просить за царей Гурджистана… Может, шах-ин-шах обрадуется 
предлогу и смягчит участь Луарсаба… А тебе, мой Джафар, советую вспомнить 
обязанности хозяина. Ты, кажется, с гостями вернулся, если меня не обманул мой 
слух?


Въехав через южную арку на майдан, Караджугай придержал коня. В Давлет-ханэ еще 
рано, и он повернул к мраморной ограде. Здесь, оставив оруженосцев, он пешком 
направился к большому четырехугольному бассейну, сбросил сафьяновые сапоги и 
совершил омовение. Он знал, какой опасности подвергает себя, и решил отдать 
сегодняшний день на волю аллаха. По ступеням благоговейно поднялся на широкую 
площадку и через мраморные ворота прошел в любимую мечеть. Его взор никогда не 
уставал любоваться тяжелыми мраморными колоннами, украшенными позолоченной 
резьбой, и необычайно высоким сводом, выложенным небесно-голубыми изразцами, 
расписанными золотом.

Опустившись на коврик, он предался думам.

Всего неделя, как от Али-Баиндура прискакал гонец. Кроме вечных жалоб на 
своевольство царя Луарсаба, гонец привез шаху Аббасу письмо, посланное царицей 
Мариам своему царственному сыну. Отбросив без внимания начертанные вопли 
Али-Баиндура, шах Аббас с удовольствием прочел начертанные вздохи царицы-матери,
 которая умоляла сына пожалеть ее и покориться милостивой воле шах-ин-шаха. 
Черными чернилами она описала злодейские дела Саакадзе, не впустившего ее в 
наследственный удел Багратидов дальше Твалади. Но и в летний тесный дворец она 
въехала лишь благодаря настойчивой просьбе княгини Хорешани и настоятеля 
Трифилия, которым не мог отказать ностевский плебей.

Упоминание о Трифилии согнало улыбку с губ шаха. Этот назойливый пастух ангелов 
не перестает надоедать Московии мольбами заступиться за Луарсаба. Шах искренне 
пожалел, что не срубил голову проныре в черном саване в дни своего пребывания в 
Тбилиси. Но пообещал советникам исправить ошибку при новом вторжении… И вот 
теперь он – покорная тень «льва Ирана», Караджугай-хан – тоже осмеливается 
предстать с просьбой о Луарсабе.

В мечети было прохладно, вековой покой исходил от молчаливых стен, но молитва 
не дала успокоения хану. Он встал и вздохнул: у каждого правоверного судьба 
висит на его собственной шее, и если возможно отвратить ее, то только путем 
трусости. Караджугай решительно направился к 
выходу…
В диван-ханэ советники ждали милостивого соизволения переступить порог круглой 
комнаты «уши шаха». Дежурный хан в третий раз перевернул песочные часы. 
Зелено-золотой песок медленно пересыпался из одного хрустального шара в другой.

Открыв дверь, Мусаиб предложил ханам затаив дыхание переступить порог, за 
которым таится величие ума шах-ин-шаха.

Шах Аббас с утра был чем-то рассержен, поэтому он даже не обернулся на 
осторожные шаги, но в потайное венецианское зеркальце наблюдал за советниками. 
На коленях его покоилась книга Фирдоуси «Источник мудрости». Не подымая глаз, 
повелитель Ирана сквозь зубы 
процедил:
— Уж не с похорон ли явился ко мне 
Караджугай?
— Хуже, всемилостивейший шах-ин-шах… И если твой раб заслужил благосклонное 
внимание…
— Говори! – резко ответил шах. – Наверно, узнал о неустойчивости 
Тебриза?
— Слава аллаху, нет! Мельче рыба бьется у берегов моих забот, – и, точно 
ринувшись в пекло, Караджугай скороговоркой прочел послание Баака.

Едва дослушав, Аббас в ярости 
закричал:
— Пошли гонца в Гулаби, пусть верный Али-Баиндур самолично сбросит в грязь 
глупую голову князя. Не следует оставлять лишнюю тяжесть на плечах этой 
сторожевой собаки.

Караджугай снял с себя саблю, которой столько лет одерживал шаху победу, 
положил у ног шаха и пригнул голову. Ханы замерли. Бесстрашный Эреб-хан 
зажмурил глаза, ему почудилась на ковре дымящаяся кровь.

Аббас перебирал страницы Фирдоуси: «Караджугай не перенесет позора. Ведь князь 
Херхеулидзе доверил ему свою жизнь и судьбу царя, ибо Луарсаб тоже не перенесет 
гибели преданного князя».

— Да будет тебе известно, Караджугай, эту саблю я вручил моему полководцу дл