о 
католикос послал тебя в Кларджети. Вчера я хотела зайти к тебе, но неожиданно к 
нам приехали гости.
     К Арсакидзе придвинулся Мартия Багатаури.
     – Твою мать я видел на прошлой неделе на храмовом празднике. Она привела 
жертвенную убоину цверскому ангелу и отслужила панихиду по твоему отцу. 
Просила передать тебе поклон и поцелуй. День и ночь она молится за тебя ангелу 
очага, каротскому воину Копале и ципальскому вождю воинства. Мать умоляет тебя 
отпроситься у этого безбожного царя Георгия и проведать ее хотя бы ненадолго.
     После ужина три служанки со светильниками проводили хевисбери спать. 
Мурочи Калундаури не хотел так рано уходить: все равно ломота в старых костях 
не даст ему уснуть. Он подсел к Гурандухт, и они стали шептаться.
     Шорена болтала с Арсакидзе. То и дело повторяла его лазское имя, ласкалась 
к нему. Когда узнала причину болезни, стала упрекать его:
     – Какой же ты мужчина, Ута, если надорвался от тяжести, которую могут 
поднять четверо мужчин? А ято думала, что ты лев и что один можешь померяться 
силами с целым войском врагов.
     Совсем близко наклоняла она свое лицо к лицу юноши. Арсакидзе волновало ее 
сладостное дыхание, обвевавшее его щеки.
     Скоро Гурандухт и две служанки увели из малой залы хевисбери Калундаури. 
Шорена положила руки на плечи Арсакидзе и приникла совсем близко к его уху.
     – А знаешь, Ута, Вардисахар собирается ехать в Пхови на праздник святого 
Георгия. Она берет с собой и нашу служанку Пиримзису. Хотят убежать ночью, – 
сказала Шорена и испытующе взглянула на Арсакидзе.
     
XXXV
     
     Царица Мариам готовилась к отъезду в Византией. В день сошествия святого 
духа она поехала в Абхазию. Обручение Гиршела с Шореной состоялось за неделю до 
этого, но Гурандухт свадьбу почемуто откладывала, ссылаясь на то, что она ждет 
приданое Шорены из Кветари и приезда своего брата – эристава Дачи. Георгий уже 
видел приданое Шорены, но полагал, что это не все и что в Пхови спрятаны еще 
немалые бо гатства. Царь не особенно жалел о том, что свадьбу Гиршела отложили 
до конца осени.
     Ему не хотелось, чтобы эта свадьба состоялась до отъезда царицы Мариам в 
Константинополь. В его сердце все еще теплилась надежда, хотя казалось, что все 
уже потеряно.
     Осень была не за горами. А потом? Потом пропасть, о которой он даже боялся 
думать. Он стал тосковать, чаще курить опиум, пить больше вина, развлекаться 
охотой и пирами. Он начал мечтать о войне– войне с сарацинами или с греками, 
чтобы погибнуть обоим: ему вместе с Гиршелом. Так топит Арагва во время 
половодья двух буйволов, впряженных в одно ярмо.
     Георгий тщательно следил за Гиршелом, особенно по вечерам. Он должен был 
знать, как и где проводит время его двоюродный брат. Утешало его только то, что 
Шорена была равнодушна к своему жениху. К Георгию она относилась более 
внимательно. Вот почему царь так часто назначал приемы, пиры и охоту. Да и 
Гурандухт не оставляла обрученных наедине, и это тоже утешало влюбленного царя.
     В начале июля Гиршела вызвали в Квелисцихе по делам эриставства. Но не 
прошло и двух недель, как он вернулся в Мцхету.
     И как раз в тот вечер, когда владетель Квелисцихе снова пожаловал к царю, 
Звиадспасалар без вызова явился во дворец.
     Георгий сидел один в большой палате, когда услышал тяжелые шаги Звиада. 
Вместе со Звиадом вошел мсахуртухуцеси, начальник дворцовых слуг. Царь 
предложил им сесть. Взволнованный Звиад доложил царю:
     – Лазутчики сообщили неприятные новости из Пхови. Хевисбери 
восстанавливают боевые башни. Колонкелидзе ведет себя так, как будто он не 
только ослеп, но и оглох. Он поссорился с изменившим ему зриставом Мамамзе, и 
если даже пховцы снова восстанут, Мамамзе и Тохаисдзе не поддержат эристава. От 
Колонкелидзе отступились дидойцы, дзурдзуки и галгайцы. Летом они напали на 
него и угнали скот.
     Еще одна новость. В конце осени дочь Мамамзе, Ката, выходит замуж за 
начальника крепости Тохаисдзе.
     Георгий хорошо знал Талагву Колонкелидзе: его жена и дочь – заложницы царя,
 но он не отступит ни перед чем ради кровной мести.
     Когда Звиад закончил доклад, царь пристально посмотрел на него и спросил:
     – А дальше?
     – А дальше, если на то будет твое соизволение, я полагаю, что мы должны 
немедленно послать в Пхови войска, захватить Колонкелидзе и отрубить ему голову,
 пока он не успел помириться с Мамамзе и дидойцами. Не так ли?
     Царь молча поник головой.
     Звиад принял это за знак согласия и продолжал еще настойчивее:
     – Вожаков восстания нужно сейчас же схватить и обезглавить! Не так ли, 
царьбатоно? Мурочи Калундаури, Мамука Баланчаури, Мартия Багатаури, Зезваи 
Мисураули, Бердия Бебураули, Ушиша Гудушаури и Шиола Апханаури!…
     Пока спасалар перечислял хевисбери, Георгий сидел, не поднимая головы, и 
молчал. Тогда Звиад понял, что молчание царя еще не означает его согласия. 
Георгия поразило и возмутило это известие.
     «Война?…» Он стал бы воевать, но не с внутренними, а с внешними врагами. 
Внутренних войн царь не хотел.
     Кроме того, он знал, что Шорена – смелая и своенравная девушка, и, если 
пойдут войной на ее слепого