м жеребце, старательно обдумывая начало беседы. В 
голове кружились слова – то сладкие, как сотовый мед, то горькие, как жало змеи.
 Испытующе поглядывал он на всадника, едущего рядом. Слова замирали на устах 
Георгия.
     «Ведь Мамамзе мой гость, – думал он. – Баграт Куропалат скончался на его 
руках. Разве не он с Звиадом сопровождали прах Баграта в Бедиа для погребения? 
И эти же руки точат меч против меня? Те самые руки, которые обряжали тело 
Баграта в замке Фанаскерти?»
     Как раз в это время вновь раздались звуки большого рога и послышались 
крики приближающихся загонщиков. Лошадь Георгия в испуге шарахнулась. Ушедший в 
свои мысли, он едва успел натянуть поводья и вздыбил коня у самого края 
глубокого оврага. Оба всадника остановили коней у входа в ущелье и 
насторожились. Какойто зверь медленно пробирался сквозь лесную чащу, под его 
лапами трещал валежник.
     Георгий пришпорил коня, отъехал в глубь ущелья, натянул лук и пустил 
стрелу. Стрела почала в грудь бурого медведя, раздался яростный рев, но раненый 
медведь уклонился от схватки со всадником. Он побежал к краю обрыва, 
остановился нал оврагом, снова заревел и бросился вниз. Георгий вмиг соскочил с 
коня, подбежал к краю оврага и опять натянул лук, но промахнулся. Медведь исчез 
в кустарнике. Царь с досадой глядел в овраг: раненая нога мешала преследовать 
зверя.
     Так же, как и в битве при Ширимни, вмиг соскочил с коня эристав Мамамзе. 
Он подогнул полы шубы, сел на них и с юношеской ловкостью скользнул в овраг.
     Георгий стоял на краю обрыва и глядел вслед Мамамзе. Спина в меховой 
одежде скрылась в зарослях. Тишина воцарилась в лесу. Георгий затрубил в рог, 
сзывая загонщиков и псарей.
     Загонщики и псари спустились в овраг. Наконец гончие напали на кровавый 
след медведя в тростниковых зарослях. Но зверь бесследно исчез. Тщетно 
продолжали они поиски по всем теснинам, зарослям и кустарникам:. точно земля 
поглотила и медведя и Мамамзе.
     – Сбежал самый крупный зверь, – шепнул Георгий спасалару.
     – Я не смел противиться тебе, – сказал Звиад но не следовало выпускать 
Мамамзе из замка. Замыслы его мне были ясны еще вчера. Он хотел выведать, 
каковы наши боевые силы. Он хорошо знал, что при царском дворе не тронут гостя. 
Знал также, что на второй день Нового года будет приглашен на охоту и тогда 
нетрудно будет скрыться.
     Георгий насторожился при этих словах Звиада, но промолчал, горько упрекая 
себя за доверчивость.
     Солнце склонялось к западу. Георгий успел убить трех оленей, семь волков, 
пять шакалов и трех ланей, но улыбка не озаряла лица удачливого охотника.
     Оставалось последнее средство: спустить на поиски Мамамзе гончую царя – 
Куршай. Куршай была щенная, но, заслышав лай псов во время сборов на охоту, она 
так жалобно заскулила, что Георгий приказал взять ее с собой и в лесу водить на 
привязи.
     Охотничий подвел Куршай к ясеню, где терялся след медведя. Куршай свернула 
влево, долго обнюхивала место, дватри раза обошла вокруг ясеня и лишь потом 
взяла направление. Доезжачий отправил вслед за Куршай трех псарей и трех 
стрелков.
     Охотники пересекли тростниковые заросли и вошли в дубняк. Вдруг Куршай 
остановилась. Под дубом, валялся убитый медведь. Рядом со зверем в зарослях 
папоротника ничком лежал раненый Мамамзе.
     В правой руке старик сжимал кинжал, его седая борода была забрызгана 
кровью. Капли крови темнели на утоптанной траве и помятом папоротнике.
     Георгий был подавлен.
     – Лучше бы Мамамзе сбежал, – признался он спасалару. – Трудно будет 
убедить Чиабера, что все это лишь случай во время охоты.
     Долго терли виски Мамамзе. Он пришел в себя. Затем десять охотников с 
трудом донесли до дворца огромное тело старика.
     Георгий приказал позвать Фарсмана Перса. Но этим не удовлетворился: из 
Фанаскертского замка был вызван лекарь Турманидзе.
     – Где я?опросил Мамамзе, придя в сознание. Глубокий вздох вырвался из его 
груди, когда он
     узнал, что находится во дворце. Он провел рукой по глазам и сказал:
     – Шкуру этого окаянного медведя я хотел преподнести царю, не пощадил себя…
     Раненый зверь заманил его в чащу. Когда Мамамзе выпустил последнюю стрелу 
и попал медведю в живот, громадный зверь ринулся на него. Мамамзе отбросил лук 
и вступил с медведем в единоборство.
     
III
     
     Несколько месяцев около Мамамзе находился лекарь Турманидзе. Каждую 
субботу царь или католикос навещали эристава, осведомлялись о его здоровье. 
Монахпостельничий бодрствовал по ночам у его изголовья, царский духовник читал 
ему псалтырь.
     Мамамзе внимательно слушал старца, даже заучивал псалмы наизусть, 
издеваясь в душе над их наивностью.
     Вечером в страстную субботу царь и Звиад пришли к больному. На этот раз 
посетители задержались. О прошлых войнах, о старинной охоте повел беседу 
Георгий.
     – Хорошо бы сейчас поохотиться на журавлей в долинах Арагви!сказал он.
     В тот вечер царь был сер