шное гонение на грузин.
     Византийский кесарь всегда предоставлял титул вестархов грузинам и армянам.
 Но за последние годы этим титулом награждались лишь одни армяне.
     В Византионе задержали кларджетских азнауров, бе жавших из Грузии еще во 
времена Давида Куропалата, связав их появление с «делом Комнина», сочиненным 
византийскими соглядатаями.
     Все эти события возбуждали во дворце царя Георгия самые противоречивые 
толки. Царица и католикос видели в лице кесаря высшее существо христианского 
мира, которое в качестве «римского императора» и «понтифекс максимус» уступало 
свое первенство только лишь богу. Звиад понимал, что «заговор Комнина» – меч, 
направленный против Грузии. Как отвратить его?
     В такое время не такто легко было принять решение ослепить Фарсмана. 
Правда, новый строитель церквей был найден, но царю и спасалару было известно, 
что секрет ковки харалужных мечей, режущих железо и кость, знал только один 
Фарсман.
     И он не соглашался передать этот секрет никому. Кроме того, Звиадспасалар 
ни в Грузии, ни в Перед ней Азии не знал никого, кто бы умел строить укрепления 
лучше Фарсмана.
     Царь Георгий колебался. Три раза по его приказу откладывали дело. Наконец 
Фарсман должен был предстать перед судом…
     Царь повелел вызвать главного судью, настоятельницу женского монастыря 
Верхаулисдзе и своего духовника. Он приказал им не разглашать дела о девице 
Фанаскертели до вынесения приговора. За ослушание он грозил жестокой карой.
     Через царского духовника он пригласил к себе католикоса. Духовник трижды 
ходил к Мелхиседеку, но каждый раз заставал его в постели.
     Царь считался верховным судьей, но ему было не удобно самому прекратить 
дело или просить о помиловании Фарсмана, ибо жалоба девушки Фанаскертели 
находилась у судьи.
     Георгий решил было сам посетить католикоса. Но как же быть в том случае, 
если Мелхиседек не согласится с царем, явившимся к нему? Борьба, которая шла 
между ними скрыто, тогда могла стать явной. Дело было важное и секретное. Царь 
вызвал Звиада и поручил ему подробно объяснить Мелхиседеку все дело и 
поговорить с ним наедине.
     Звиад заметил, что царь не в духе, и спросил о причине.
     – Не спал эту ночь, – отговорился Георгий. В это время явился скороход из 
Византиона. Развернули свиток и прочли следующее:
     «Монаха Захария, идущего из Тао в Иерусалим на поклонение гробу господню, 
задержал наместник Антиохии и препроводил его к кесарю Василию. Кесарь приказал 
бросить Захария в темницу». Захария обвиняли в том, будто именно он передал 
Комнину красные сапоги, посланные царем Георгием, и от его же имени поздравил 
этого отступника с титулом кесаря.
     Захария пытали долго, требовали, чтобы он подтвердил это обвинение. За это 
ему обещали свободу и епископский престол в Кесарее.
     Захарий держался стойко.
     Не добившись признания, его снова бросили в темницу и натравили на него 
крыс. Когда он устал от допросов и прикинулся немым, у него отрезали язык. «Для 
чего, мол, тебе нужен язык, если ты немой?» Так издевались они над старцем.
     Взбешенный этим известием, Георгий вскочил с места и ударил кулаком об 
стол.
     – Кесарь Василий хочет сожрать единоверную Грузию так же, как он сожрал 
Армению. Но, пока я жив, не дождется этого, собачий сын! – кричал царь.
     Спасалар никогда еще не слыхал такой брани из уст Георгия.
     – Как же не видит этого Мелхиседек? Как не понимает опасности царица 
Мариам? – продолжал негодовать Георгий. Перед тем как войти к царю, Звиад 
встретил царицу. Представительная женщина, с тонким бледным лицом, она 
вследствие худобы казалась выше ростом.
     На царице было платье из черного китайского шелка, крупные алмазы ее 
ожерелья радугой переливались на груди. На тонкой длинной шее напряженно 
выступали жилы, гневно сверкали припухшие глаза.
     Звиад почтительно поклонился.
     Она сухо ответила на его приветствие и принужденно улыбнулась ему. Видно 
было, что путешествие по Абхазии утомило царицу, а может быть, неприятные 
новости, которые ждали дома, взволновали ее. Белила, густо покрывавшие ее, лицо,
 не могли скрыть тоненьких, как следы птичьих лапок, морщин около больших 
печальных глаз…
     Шурша платьем, она прошла из царской палаты в спальные покои.
     По тому, как она прикрыла за собой дверь, Звиад понял, что между супругами 
произошла крупная ссора. Несколько успокоившийся Георгий долго молчал, упершись 
взором в ту нишу, где меж двумя подсвечниками висело серебряное распятие…
     Вдруг он обернулся к спасалару и сказал ему:
     – Я тебе говорю, Звиад: хотя вокруг меня постоянно толпятся советники, при 
решении важнейших дел я в конце концов остаюсь одиноким. Они много болтают на 
совете старейшин, а наедине со мной хранят молчание.
     Лишь покойный мой вазир Варзабакур молчал на совете, а наедине говорил мне 
всю правду.
     Я присмотрелся: за последнее время и ты, Звиад, стараешься молчать…
     Спасалар, как окаменелый, сидел на позолоченном кресле и слушал Георгия, 
понурив голову. Но когда Георгий замолк, спасалар пристально посмотрел царю в 
глаза и сказал:
     – Ты правильно подметил, государь, что мне легче меч достать из ножен, чем 
говорить, тем более дават