останемся в Мцхете, что католикос высылает нас в Абхазию… Наш духовник, 
монах Афанасий, рассказывал нам о тебе. Ты встретился на охоте с царем, стал 
знатным человеком. Щорена очень обрадовалась этому известию. Что слышно из 
Пхови? – спрашивала Вардисахар.
     – О Пхови я ничего не знаю, – ответил Константин. Девушка пристально 
глядела на него.
     Арсакидзе схватил ее за руку:
     – Послушай, Вардисахар, мне отвели жилище рядом с вами. Приходи в сумерки 
ко мне. Спроси, где живет Нона, служанка царедворца Рати. А теперь ступай, за 
вами следит царский духовник Амбросии. Девушка опустила кисею и скользнула в 
тень стены. Арсакидзе замедлил шаги. На фиолетовом небе звезды задумчиво 
моргали ресницами.
     Воображению Арсакидзе рисовались пухлые губы Вардисахар и ее глаза, 
сверкающие от страсти.
     Вспомнил он на мгновение высокое пховское небо, сладость тела Вардисахар, 
ночи до рассвета со своей цацали. Но все это миновало, ушло в прошлое…
     Ему сейчас больше хотелось увидеть лицо Шорены, подруги детства, молочной 
сестры. Только бы поближе увидеть ее, и он не стал бы остерегаться царского 
духовника, подошел бы и поздоровался с ней. У маленькой часовни толпа запрудила 
улицу. Арсакидзе воспользовался этим. Он нашел глазами алую шаль, мелькнула в 
свете плошек расшитая кисея Шорены. Арсакидзе видел, что мцхетские девушки и 
женщины с любопытством рассматривают дочь кветарского эристава и ее служанок. 
Константин был в пховской чохе. Его могли заметить, если бы он подошел к 
девушкам ближе.
     Он опасался, что может причинить им вред. Две знатные дамы шли за пленными 
пховками. Женщина в шали спросила о чемто другую, в белой накидке. Арсакидзе 
расслышал ответ:
     – Дочь Колонкелидзе, Шорена…
     – У нее царственная осанка, – сказала высокая женщина в шали.
     – Еще немного, и она станет царицей,ответила женщина в накидке.
     – Что ты хочешь этим сказать?
     – Она ведь наложница царя Георгия, разве ты не знаешь?
     По сердцу ударили эти слова Арсакидзе. Он хотел броситься к сплетнице, 
крикнуть ей в лицо, что она лжет. Но сдержался. Повернул обратно и лицом к лицу 
столкнулся с шагавшим вслед царским духовником. Молча прошел мимо него и 
скрылся в темном переулке.
     
XXIII
     
     Большие толки вызвала в Мцхетском дворце весть о предании суду бывшего 
главного зодчего. Всего дватри человека знали о действительном положении дела.
     Несмотря на это, все требовали наказания Фарсмана. Особенно на этом 
настаивали сторонники царицы Мариам и католикоса: Фарсмана не любили за его 
откровенное язычничество, за мусульманскую одежду. Царице он не понравился с 
самого начала, ко, увлеченная строительством храмов, она не находила, кем можно 
было бы его заменить. А потому терпела этого «человека с лицом басурмана и 
религией Вельзевула», как называл Фарсмана царский духовник Амбросий.
     Царица Мариям мечтала застроить храмами и монастырями всю Грузию, и не 
только Грузию, но и Армению и, если, бы могла, всю вселенную.
     Когда она вернулась, в Уплисцихе из Абхазии, ей доложили, что царь и 
католикос нашли нового зодчего, молодого православного лаза. Царица 
обрадовалась, не зная даже, кто этот зодчий.
     Еще в Уплисцихе ей сообщили, что старый Фарсман завел любовные шашни с 
девочкой Фанаскертели. Она потребовала строгого наказания Фарсмана.
     Больше всего огорчило Мариам исчезновение иконы святого Георгия из 
Мцхетского дворца. Она видела в этом предзнаменование великих бед.
     И когда она вернулась в Мцхету, то настояла, чтобы огромное количество 
убойного скота было угнано в Нокорнский монастырь для принесения жертвы святому 
Георгию в месте нового пребывания иконы.
     Ко дню этого жертвоприношения в монастырь Нокор на прибыло множество 
пховцев, цанаров и галгайцев. Обедню служил сам католикос, после обедни он 
произнес проповедь.
     Царь преклонил колени и приложился, к изображению разгневанного божества. 
После него царица на коленях подползла.к иконе и, обливая ее горючими слезами, 
просила святого Георгия вернуть свою благодать царскому дому.
     Тщетно– старался царский духовник возможно подроб нее рассказать царице о 
преступлении Фарсмана; для этого требовались такие низменные слова, каких 
духовник не осмеливался при ней произнести.
     Царица Мариам, дочь царя Армении Сенакерима, внесла во дворец аскетический 
дух, чуждый царям Грузии и Абхазии. Мариам наблюдала не только за выполнением 
религиозных ритуалов во дворце, но и за бытом монастырей и церквей, за 
нравственностью архиереев, епископов и священнослужителей.
     Ее всевидящим оком и всеслышащим ухом был царский духовник Амбросий. Он 
следил Не только за священнослужителями, но и за самим царем, его вазирами и 
эриставами.
     Георгий упорно молчал о деле Фарсмана – ведь мне ние царя предопределяло 
приговор. Воздерживался и Звиадспасалар. Он тоже недолюбливал Фарсмана, но, 
как во всяком ином деле, спасалар здесь руководствовался прежде всего военными 
соображениями. Изо дня в день осложнялись взаимоотношения Грузии и Византии. 
«Заговор Комнина» вызвал стр