о делать, и послала рыбаков наловить в Арагве 
мальков форели.
     Долго растирали Бордохан и ее старшая сестра Русудан грудь католикоса 
мокрым полотенцем, пока не привели его в чувство. Мамамзе сам внес на подносе 
живых мальков. Бордохан собственноручно оторвала у них плавники и, соблюдая 
правила, вычитанные ею в старинном лечебнике, дала проглотить Мелхиседеку один 
за другим двенадцать мальков. Через несколько минут в здоровье католикоса 
наступило улучшение.
     Бордохан поверглась ниц к его стопам и в экстазе принялась целовать край 
его одежды. Негодующий Чиабер не выдержал этого зрелища и, шепнув отцу, что 
идет поторопить с обедом, решительным шагом вышел из комнаты. Католикос 
поднялся, осмотрелся, но нигде на стенах не обнаружил икон и крестов. Вспомнил 
он сообщения монаховлазутчиков о том, что замок Корсатевела ограбили 
язычникипховцы, а кресты и иконы переплавили на украшения кинжалов и мечей.
     Он приказал крестоносцу открыть сумку и попросил Мамамзе позвать сына. 
Вошел. Чиабер и шепнул отцу:
     – Приготовьтесь к обеду.
     Маленькая Ката вошла в сопровождении служанок с перекинутым через плечо 
полотенцем.
     Она склонила голову и поцеловала руку католикоса, затем, взяв кувшин от 
служанки, дала омыть ему руки и потом подошла с кувшином по очереди к четырем 
епископам.
     После омовения рук католикос взял икону. Передавая ее склонившемуся перед 
ним Мамамзе, произнес:
     – Царь дарует тебе эту икону.
     Мамамзе низко склонился перед католикосом, приложился сначала к его 
коленям, затем к рукам, поцеловал икону, с лицемерным упованием прижав ее к 
груди. Вновь поднял ее к лицу и приложился.
     Затем католикос обратился к молчаливо стоявшему поодаль Чиаберу. И когда 
приблизился к нему этот златокудрый богатырь, Мелхиседек перекрестил его, 
достал из ларца крест животворящего древа, пристально поглядел на склоненную 
перед ним голову и раздельно произнес:
     – Царь царей Георгий, повелитель абхазов, грузин, ранов и кахов, приказал 
тебе, эристав эриставов Чиабер, – при этом он вдохновенно поднял руку, – царь 
царей Георгий приказал, – повторил он твердо, и голос его задрожал, – отрекись 
от дьявола, вновь обратись к вере Христовой и приложись смиренно к сему кресту 
древа животворящего! – И он поднес крест к губам распростертого у его ног юноши.

     Почтительно слушали католикоса пожилые азнауры. Бордохан, стоя в углу на 
коленях, заплакала навзрыд. Мелхиседек советовал всем причастным к мятежу 
пховцам покаяться в своей вине. Он угрожал им карой креста древа животворящего.

     Шавлег Тохаисдзе одиноко сутулился в темном углу и гневно скрежетал зубами.
 Чиабер с трепетом отвращения приложился сначала к кресту, а затем к руке 
католикоса. И когда он встал, Мелхиседек заглянул в его красивые голубые глаза 
и уловил в них затаенный гнев.
     
IX
     
     За обедом сидели справа от католикоса епископы Руисский, Мацкверский, 
Анчский и Мтбевский, слева – Мамамзе, рядом с ним Бордохан и Чиабер.
     Шавлег Тохаисдзе и двенадцать арагвских азнауров, засучив рукава, 
прислуживали почетным гостям. Мамамзе лично потчевал католикоса то осетриной, 
то сазаном, то лососиной, так как Мелхиседек даже после розговенья не ел ничего,
 кроме рыбы.
     Встал Мамамзе и предложил гостю свежезажаренных форелей.
     Чиабер наклонился к отцу и шепнул:
     – Вино чтото горчит, пойду прикажу, чтобы заменили! – И вышел из столовой 
палаты.
     Мамамзе вновь подал гостю на подносе арагвских форелей и стал их 
расхваливать.
     – Чем выше по реке идет форель, – говорил он, – тем она вкуснее. Форель 
скоро начнет метать икру, и если ваше святейшество задержится в замке 
Корсатевела, я буду иметь честь ежедневно угощать вас свежей икрой и форелью.
     Затем вдруг он перевел разговор на животворящий крест.
     – Слыхал я, что крест этот творил много чудес в Кларджети. Когда 
землетрясением был повержен храм в Имерхеви и все было разрушено на его алтаре, 
лишь животворящий крест в драгоценном ларце сохранился невредимым.
     Католикос ел форель и молча слушал Мамамзе. И лишь когда Мамамзе закончил 
рассказ о чуде, сотворенном крестом, Мелхиседек наклонением головы подтвердил 
его слова.
     Мамамзе не стал продолжать, хотя он слышал от царского духовника историю о 
вторичном перенесении этого креста в Мцхету. Почти шепотом он стал говорить 
Мелхиседеку:
     – В мог отсутствие, ваше святейшество, проклятые пховцы разорили мое 
эриставство, подожгли церкви. Сын мой Чиабер и правитель замка Тохаисдзе 
встретили их с дружиной, бились с ними в жестокой схватке, но у пховцев 
оказалось превосходство сил. Наши отступили в страхе перед численностью врага и 
заперлись в Корсатевеле. Но неверные лишили их воды, заняли крепость, ограбили 
замок, не оставив нам ни фамильных икон, ни крестов.
     Мелхиседек надкусил голову форели, некоторое вре