идет, придет скоро, – пробормотала Вардисахар и, как тень, 
выскользнула из комнаты.
     В субботу шел дождь, но Арсакидзе этого не заметил. Вечером Шорена тайно 
ушла от матери. Запыхавшись, вбежала она в комнату Арсакидзе, но оставалась у 
него недолго. Царь, оказывается, рассказал ее матери о сплетнях, Мать оттаскала 
Шорену за косы, бранила ее, называла «распутницей», «наложницей каменщика».
     Увидев, в каком состоянии находится больной, Шорена попросила Нону послать 
в Пхови Бодокию, чтобы привезти оттуда мать зодчего. Может быть, ее ласки 
исцелят Арсакидзе.
     – Я не могу долго быть с ним, – жаловалась Шорена. – Если улучу время, 
зайду в следующую субботу.
     Она поцеловала пылающие щеки больного и ушла со слезами на глазах.
     Не успела Шорена выйти из сада, как навстречу ей мелькнула чьято тень. 
Ктото следил за дочерью Колонкелидзе. Незнакомец бесшумно поднялся по 
лестнице и шмыгнул в дом Рати. Нона находилась в своей комнате и варила там 
целебные травы.
     – Воды, – попросил больной у вошедшего. Незнакомец подал ему пить, 
осмотрел внимательно
     комнату, пошарил под подушкой Арсакидзе и достал оттуда шейдиши Шорены 
цвета фазаньей шейки.
     Лазутчик принес их царю и сообщил, что дочь Колонкелидзе встретилась ему 
в саду. Кроме того, он подробно рассказал о содержании обеих картин.
     Царь решил покончить с Арсакидзе. В тот же вечер к нему пожаловал 
Мелхиседек, Когда католикос узнал, что лаз Арсакидзе нарисовал еретическую 
картину, он отказался защищать царского зодчего. На другой день Мелхиседек 
поехал провожать византийских гостей. Царь вызвал Фарсмана и вновь назначил его 
главным зодчим. Фарсман потребовал, чтобы Светицховели был разрушен, обещая в 
кратчайший срок построить новый храм. Но царь с этим не согласился. Он приказал 
отсечь Арсакидзе правую руку. Когда кривой тбилисский палач Сагира отсек руку у 
больного мастера, даже у Сатиры из единственного глаза потекли слезы.
     
LV
     
     На следующий же день по тайному приказу архиепископа Раждена Шорену, дочь 
кветарского эристава, постригли в монахини Багинетского женского монастыря. Ее 
нарекли Шушаникой, ибо в таких случаях оставляют неизменной первую букву имени 
постригаемой.
     Это наказание не было неожиданностью для Шорены. Она понимала, что царь 
разгневался и мстит ей за то, что она отказалась стать его супругой. Она 
спокойно встретила эту кару, ибо знала, что ее, дочь эристава, никогда не 
отдадут замуж за простого лаза. Да и жизнь в Мцхете сделалась для нее 
невыносимой.
     Гурандухт Колонкелидзе держала себя недостойно. Она всячески старалась 
выдать дочь за царя, а когда ей это не удалось, принялась бить и бранить Шорену.
 Шушанике понравилось местоположение монастыря. Отсюда вся Мцхета была видна 
как на ладони. Вокруг мо«астыря росли кипарисы. В сумерки они, как огромные 
гишеровые подсвечники, подпирали небо, усеянное звездами. Далеки были отсюда и 
дворцовые сплетни и шипение жен эриставов.
     Вершины Кавказа – величественные сапфировые богатыриглядели на нее. По 
утрам и вечерам их закрывали облака – чистые, как безгрешные детские грезы.
     Понравились Шорене и сверкающие чистотой кельи. Воспитанная в Пхови, она 
не отличалась большой религиозностью, но с удовольствием слушала теперь 
церковное пение и сама пела на клиросе. Вместе с другими сестрами она варила 
пищу, убирала кельи, чинила ветхую одежду монашек и чистила кастрюли своими 
белыми, как сердцевина миндаля, руками.
     Однажды к ней подошла седая монахиня, сестра Евфимия, и вырвала у нее из 
рук медный котелок. – Жаль портить такие руки о грязную посуду, зала она.
     Младшая должна служить старшим, – ответила Шорена.
     – Ты не младше меня. Мы обе седые! – воскликнула Евфимия шутя.
     Она обняла и поцеловала Шорену в щеки, поцеловала ее ранние седины и, как 
ребенка, прижала к груди. Евфимия была рябая от оспы, некрасивая женщина, но 
чистая сердцем и многотерпеливая. Смолоду невзлюбила ее судьба. Работорговец 
купил ее в Кларджети и продал какомуто иранцу на рынке рабов в Уплисцихе. В 
Иране Евфимию купил грузинвиноторговец. Спустя много лет он приехал в Мцхету 
на богомолье и здесь внезапно умер.
     Жизнь Евфимии уже была в ту пору на ущербе. В Багинетском женском 
монастыре Евфимия нашла наконец покой. Шорена со всей нежностью дочери 
привязалась к ней.
     Иногда молодая монахиня укрывалась под тенью кипарисов и глядела оттуда на 
раскинувшуюся внизу Мцхету. Только об одном мечтала она: узнать чтонибудь о 
здоровье ее любимого Уты.
     Но женские пересуды и в монастыре не оставляли Шушанику в покое. Старые и 
молодые монахини говорили о ее красоте и ранних сединах. Она никому ничего не 
рассказывала о своей жизни, но праздная фантазия монахинь плела свои сказки. 
Говорили, будто Шушаника из простолюдинок и любила какогото пахаря, а выдали 
ее замуж за старого эристава и будто пахарь с горя поранил себя, а Шушаника 
сбежала от эристава.
     Смиренную монахиню беспокоили вопросами, бегали за нею следом, 
подсматривали, что она делает, и, когда заставали одну, обнимали, целовали ее.
     Простая черная одежда