Она задумчиво взглянула на меня. Косой луч света упал на ее лоб и рот.

– Это я отлично понимаю, – сказала она.

Я посмотрел на нее:

– Этого вам не понять. Вы слишком молоды.

Она улыбнулась. Легкой улыбкой – только глазами. Ее лицо при этом почти не 
изменилось, только посветлело, озарилось изнутри.

– Слишком молода? – сказала она. – Это не то слово. Я нахожу, что нельзя быть 
слишком молодой. Только старой можно быть слишком.

Я помолчал несколько мгновений. – На это можно многое возразить, – ответил я и 
кивнул Фреду, чтобы он принес мне еще чего-нибудь.

Девушка держалась просто и уверенно; рядом с ней я чувствовал себя чурбаном. 
Мне очень хотелось бы завести легкий, шутливый разговор, настоящий разговор, 
такой, как обычно придумываешь потом, когда остаешься один. Ленц умел 
разговаривать так, а у меня всегда получалось неуклюже и тяжеловесно. Готтфрид 
не без основания говорил обо мне, что как собеседник я нахожусь примерно на 
уровне почтового чиновника.

К счастью, Фред был догадлив. Он принес мне не маленькую рюмочку, а сразу 
большой бокал. Чтобы ему не приходилось все время бегать взад и вперед и чтобы 
не было заметно, как много я пью. А мне нужно было пить, иначе я не мог 
преодолеть этой деревянной тяжести.

– Не хотите ли еще рюмочку мартини? – спросил я девушку.

– А что это вы пьете?

– Ром.

Она поглядела на мой бокал:

– Вы и в прошлый раз пили то же самое?

– Да, – ответил я. – Ром я пью чаще всего.

Она покачала головой:

– Не могу себе представить, чтобы это было вкусно.

– Да и я, пожалуй, уже не знаю, вкусно ли это, – сказал я.

Она поглядела на меня:

– Почему же вы тогда пьете?

Обрадовавшись, что нашел нечто, о чем могу говорить, я ответил:

– Вкус не имеет значения. Ром – это ведь не просто напиток, это скорее друг, с 
которым вам всегда легко. Он изменяет мир. Поэтому его и пьют. – Я отодвинул 
бокал. – Но вы позволите заказать вам еще рюмку мартини?

– Лучше бокал рома, – сказала она. – Я бы хотела тоже попробовать.

– Ладно, – ответил я. – Но не этот. Для начала он, пожалуй, слишком крепок. 
Принеси коктейль «Баккарди»! – крикнул я Фреду.

Фред принес бокал и подал блюдо с соленым миндалем и жареными кофейными зернами.


– Оставь здесь всю бутылку, – сказал я.

* * *


Постепенно все становилось осязаемым и ясным. Неуверенность проходила, слова 
рождались сами собой, и я уже не следил так внимательно за тем, что говорил. Я 
продолжал пить и ощущал, как надвигалась большая ласковая волна, поднимая меня, 
как этот пустой предвечерний час заполнялся образами и над равнодушными серыми 
просторами бытия вновь возникали в безмолвном движении призрачной вереницей 
мечты. Стены бара расступились, и это уже был не бар – это был уголок мира, 
укромный уголок, полутемное укрытие, вокруг которого бушевала вечная битва 
хаоса, и внутри в безопасности приютились мы, загадочно сведенные вместе, 
занесенные сюда сквозь сумеречные времена.