у нас заказ отняли и передали другой, более сговорчивой мастерской. В конце 
концов Кестер уступил. Он не пошел бы на это, если бы у нас была работа.

– Ну то-то же. Так бы и сразу, – заметил булочник с кривой ухмылкой. – Я зайду 
в ближайшие дни, выберу материал. Мне хотелось бы бежевый, предпочитаю нежные 
краски.

Мы выехали. По пути Ленц обратил внимание на сидение форда. На нем были большие 
черные пятна.

– Это кровь его покойной жены. А он выторговывал новый верх. «Беж, нежные 
краски…» Вот это парень! Не удивлюсь, если ему удастся вырвать страховую сумму 
за двух мертвецов. Ведь жена была беременна.

Кестер пожал плечами:

– Он, вероятно, считает, что одно к другому не имеет отношения.

– Возможно, – сказал Ленц. – Говорят, что бывают люди, которых это даже утешает 
в горе. Однако нас он накрыл ровно на пятьдесят марок.

* * *


Вскоре после полудня я под благовидным предлогом ушел домой. На пять часов была 
условлена встреча с Патрицией Хольман, но в мастерской я ничего об этом не 
сказал. Не то чтобы я собирался скрывать, но мне все это казалось почему-то 
весьма невероятным.

Она назначила мне свидание в кафе. Я там никогда не бывал и знал только, что 
это маленькое и очень элегантное кафе. Ничего не подозревая, зашел я туда и, 
едва переступив порог, испуганно отшатнулся. Все помещение было переполнено 
болтающими женщинами. Я попал в типичную дамскую кондитерскую.

Лишь с трудом удалось мне пробраться к только что освободившемуся столику. Я 
огляделся, чувствуя себя не в своей тарелке. Кроме меня, было еще только двое 
мужчин, да и те мне не понравились.

– Кофе, чаю, шоколаду? – спросил кельнер и смахнул салфеткой несколько сладких 
крошек со стола мне на костюм.

– Большую рюмку коньяку, – потребовал я. Он принес. Но заодно он привел с собой 
компанию дам, которые искали место, во главе с пожилой особой атлетического 
сложения, в шляпке с плерезами.

– Вот, прошу, четыре места, – сказал кельнер, указывая на мой стол.

– Стоп! – ответил я. – Стол занят. Ко мне должны прийти.

– Так нельзя, сударь, – возразил кельнер. – В это время у нас не полагается 
занимать места.

Я поглядел на него. Потом взглянул на атлетическую даму, которая уже подошла 
вплотную к столу и вцепилась в спинку стула. Увидев ее лицо, я отказался от 
дальнейшего сопротивления. Даже пушки не смогли бы поколебать эту особу в ее 
решимости захватить стол.

– Не могли бы вы тогда по крайней мере принести мне еще коньяку? – проворчал я, 
обращаясь к кельнеру.

– Извольте, сударь. Опять большую порцию?

– Да.

– Слушаюсь. – Он поклонился. – Ведь это стол на шесть персон, сударь, – сказал 
он извиняющимся тоном.

– Ладно уж, принесите только коньяк. Атлетическая особа, видимо, принадлежала к 
обществу поборников трезвости. Она так уставилась на мою рюмку, словно это была 
тухлая рыба. Чтоб позлить ее, я заказал еще один и в упор взглянул на нее. Вся 
эта история меня внезапно рассмешила. Зачем я забрался сюда? Зачем мне нужна 
эта девушка? Здесь, в суматохе и гаме, я вообще ее не узнаю. Разозлившись, я 
проглотил свой коньяк.

– Салют! – раздался голос у меня за спиной. Я вскочил. Она стояла и смеялась:

– А вы уже заблаговременно начинаете? Я поставил на стол рюмку, которую все еще 
держал в руке. На меня напало вдруг замешательство. Девушка выглядела совсем 
по-иному, чем запомнилось мне. В этой толпе раскормленных баб, жующих пирожные, 
она казалась стройной, молодой амазонкой, прохладной, сияющей, уверенной и