– Бывало, конечно, и так.

Он начал объяснять мне подробности. Оба легких были поражены, правое меньше, 
левое сильнее. Потом он нажал кнопку звонка. Вошла сестра.

– Принесите мой портфель, – сказал он.

Сестра принесла портфель. Жаффе извлек из шуршащих конвертов два больших 
рентгеновских снимка и поднес на свет к окну:

– Так вам будет лучше видно.

На прозрачной серой пластинке я увидел позвоночник, лопатки, ключицы, плечевые 
суставы и пологие дуги ребер. Но я видел больше – я видел скелет. Темный и 
призрачный, он выделялся среди бледных теней, сливавшихся на фотопленке. Я 
видел скелет Пат. Скелет Пат. Жаффе указал мне пинцетом на отдельные линии и 
затемнения и объяснил их значение. Он не заметил, что я больше не слушаю его. 
Теперь это был только ученый, любивший основательность и точность. Наконец он 
повернулся ко мне:

– Вы меня поняли?

– Да, – сказал я.

– Что с вами? – спросил он.

– Ничего, – ответил я. – Я что-то плохо вижу.

– Ах, вот что. – Он поправил очки. Потом он вложил снимки обратно в конверты и 
испытующе посмотрел на меня. – Не предавайтесь бесполезным размышлениям.

– Я этого и не делаю. Но что за проклятый ужас! Миллионы людей здоровы! Почему 
же она больна?

Жаффе помолчал немного.

– На это никто вам не даст ответа, – сказал он затем.

– Да, – воскликнул я, охваченный внезапно горьким, бессильным бешенством, – на 
это никто не даст ответа! Конечно, нет! Никто не может ответить за муку и 
смерть! Проклятье! И хоть бы что-нибудь можно было сделать!

Жаффе долго смотрел на меня.

– Простите меня, – сказал я, – но я не могу себя обманывать. Вот в чем весь 
ужас.

Он все еще смотрел на меня.

– Есть у вас немного времени? – спросил он.

– Да, – сказал я. – Времени у меня достаточно. Он встал:

– Мне нужно теперь сделать вечерний обход. Я хотел бы, чтобы вы пошли со мной. 
Сестра даст вам халат. Для пациентов вы будете моим ассистентом.

Я не понимал, чего он хотел; но я взял халат, поданный мне сестрой.

* * *


Мы шли по длинным коридорам. Широкие окна светились розоватым вечерним сиянием. 
Это был мягкий, приглушенный, совершенно неправдоподобно парящий свет. В 
раскрытые окна лился аромат цветущих лип.

Жаффе открыл одну из дверей. В нос ударил удушливый, гнилостный запах. Женщина 
с чудесными волосами цвета старинного золота, на которых ярко переливались 
отсветы сумерек, бессильно подняла руку. Благородный лоб суживался у висков. 
Под глазами начиналась повязка, доходившая до рта. Жаффе осторожно удалил ее. Я 
увидел, что у женщины нет носа. Вместо него зияла кровавая рана, покрытая 
струпьями, багровокрасная, с двумя отверстиями посередине. Жаффе вновь наложил 
повязку.

– Хорошо, – сказал он приветливо и повернулся к выходу.

Он закрыл за собой дверь. В коридоре я остановился на минуту и стал смотреть на 
вечернее небо.

– Пойдемте! —сказал Жаффе, направляясь к следующей комнате.