|
– Да, Робби, – она погладила мою руку. – Открой немного дверь.
Я подошел к двери и отворил ее. Небо прояснилось, полоса лунного света,
падавшая на шоссе, протянулась в нашу комнату. Казалось, сад только того и ждал,
чтобы распахнулась дверь, – с такой силой ворвался в комнату и мгновенно
разлился по ней ночной аромат цветов, сладкий запах левкоя, резеды и роз.
– Ты только посмотри, – сказал я.
Луна светила все ярче, и мы видели садовую дорожку во всю ее длину. Цветы с
наклоненными стеблями стояли по ее краям, листья отливали темным серебром, а
бутоны, так пестро расцвеченные днем, теперь мерцали пастельными тонами,
призрачно и нежно. Лунный свет и ночь отняли у красок всю их силу, но зато
аромат был острее и слаще, чем днем.
Я посмотрел на Пат. Ее маленькая темноволосая головка лежала на белоснежной
подушке. Пат казалась совсем обессиленной, но в ней была тайна хрупкости,
таинство цветов, распускающихся в полумраке, в парящем свете луны.
Она слегка привстала:
– Робби, я действительно очень утомлена. Это плохо? Я подошел к ее постели:
– Ничего страшного. Ты будешь отлично спать.
– А ты? Ты, вероятно, не ляжешь так рано?
– Пойду еще прогуляюсь по пляжу.
Она кивнула и откинулась на подушку. Я посидел еще немного с ней.
– Оставь дверь открытой на ночь, – сказала она, засыпая. – Тогда кажется, что
спишь в саду…
Она стала дышать глубже. Я встал, тихо вышел в сад, остановился у деревянного
забора и закурил сигарету. Отсюда я мог видеть комнату. На стуле висел ее
купальный халат, сверху было наброшено платье и белье; на полу у стула стояли
туфли. Одна из них опрокинулась. Я смотрел на эти вещи, и меня охватило
странное ощущение чего-то родного, и я думал, что вот теперь она есть и будет у
меня и что стоит мне сделать несколько шагов, как я увижу ее и буду рядом с ней
сегодня, завтра, а может быть, долго-долго…
Может быть, думал я, может быть, – вечно эти два слова, без которых уже никак
нельзя было обойтись! Уверенности – вот чего мне недоставало. Именно
уверенности, – ее недоставало всем.
Я спустился к пляжу, к морю и ветру, к глухому рокоту, нараставшему, как
отдаленная артиллерийская канонада.
XVI
Я сидел на пляже и смотрел на заходящее солнце. Пат не пошла со мной. Весь день
она себя плохо чувствовала. Когда стемнело, я встал и хотел пойти домой. Вдруг
я увидел, что из-за рощи выбежала горничная. Она махала мне рукой и что-то
кричала. Я ничего не понимал, – ветер и море заглушали слова. Я сделал ей знак,
чтобы она остановилась. Но она продолжала бежать и подняла рупором руки к губам.
– Фрау Пат… – послышалось мне. – Скорее…
– Что случилось? – крикнул я.
Она не могла перевести дух:
– Скорее. Фрау Пат… несчастье.
Я побежал по песчаной лесной дорожке к дому. Деревянная калитка не поддавалась.
Я перемахнул через нее и ворвался в комнату. Пат лежала в постели с
окровавленной грудью и судорожно сжатыми пальцами. Изо рта у нее еще шла кровь.
Возле стояла фройляйн Мюллер с полотенцем и тазом с водой.
– Что случилось? – крикнул я и оттолкнул ее в сторону.
Она что-то сказала.
– Принесите бинт и вату! – попросил я. – Где рана? Она посмотрела на меня, ее
|
|