Она рассмеялась:

– Для женщины это другое дело.

– Не говори так. Ты не женщина.

– А кто же?

– Не знаю. Только не женщина. Если бы ты была настоящей нормальной женщиной, я 
не мог бы тебя любить. Она посмотрела на меня:

– А ты вообще можешь любить?

– Ну, знаешь ли! – сказал я. – Слишком много спрашиваешь за ужином. Больше 
вопросов нет?

– Может быть, и есть. Но ты ответь мне на этот. Я налил себе рому:

– За твое здоровье, Пат. Возможно, что ты и права. Может быть, никто из нас не 
умеет любить. То есть так, как любили прежде. Но от этого нам не хуже. У нас с 
тобой все по-другому, как-то проще.

Раздался стук в дверь. Вошла фройляйн Мюллер. В руке она держала крохотную 
стеклянную кружечку, на дне которой болталась какая-то жидкость.

– Вот я принесла вам ром.

– Благодарю вас, – сказал я, растроганно глядя на стеклянный наперсток. – Это 
очень мило с вашей стороны, но мы уже вышли из положения.

– О господи! – Она в ужасе осмотрела четыре бутылки на столе. – Вы так много 
пьете? – Только в лечебных целях, – мягко ответил я, избегая смотреть на Пат. – 
Прописано врачом. – У меня слишком сухая печень, фройляйн Мюллер. Но не окажете 
ли вы нам честь?..

Я открыл портвейн:

– За ваше благополучие! Пусть ваш дом поскорее заполнится гостями.

– Очень благодарна! – Она вздохнула, поклонилась и отпила, как птичка. – За ваш 
отдых! – Потом она лукаво улыбнулась мне. – До чего же крепкий. И вкусный.

Я так изумился этой перемене, что чуть не выронил стакан. Щечки фройляйн 
порозовели, глаза заблестели, и она принялась болтать о различных, совершенно 
неинтересных для нас вещах. Пат слушала ее с ангельским терпением. Наконец 
хозяйка обратилась ко мне:

– Значит, господину Кестеру живется неплохо?

Я кивнул.

– В то время он был так молчалив, – сказала она. – Бывало, за весь день 
словечка не вымолвит. Он и теперь такой?

– Нет, теперь он уже иногда разговаривает.

– Он прожил здесь почти год. Всегда один…

– Да, – сказал я. – В этом случае люди всегда говорят меньше.

Она серьезно кивнула головой и посмотрела на Пат.

– Вы, конечно, очень устали.

– Немного, – сказала Пат.

– Очень, – добавил я.

– Тогда я пойду, – испуганно сказала она. – Спокойной ночи! Спите хорошо!

Помешкав еще немного, она вышла.

– Мне кажется, она бы еще с удовольствием осталась здесь, – сказал я. – 
Странно… ни с того ни с сего…

– Несчастное существо, – ответила Пат. – Сидит себе, наверное, вечером в своей 
комнате и печалится.

– Да, конечно… Но мне думается, что я, в общем, вел себя с ней довольно мило.