Druzya.org
Возьмемся за руки, Друзья...
 
 
Наши Друзья

Александр Градский
Мемориальный сайт Дольфи. 
				  Светлой памяти детей,
				  погибших  1 июня 2001 года, 
				  а также всем жертвам теракта возле 
				 Тель-Авивского Дельфинариума посвящается...

 
liveinternet.ru: показано количество просмотров и посетителей

Библиотека :: Проза :: Европейская :: Германия :: Эрих Мария Ремарк :: Эрих Мария Ремарк - Черный обелиск
<<-[Весь Текст]
Страница: из 229
 <<-
 
тепло? Хакенштрассе — глухая, тихая улица, наши ворота всегда гостеприимно 
открыты, сад густой и старый. Несколько зловещая выставка надгробий влюбленным 
парочкам не помеха, наоборот, она как будто особенно разжигает их страсть. 
Всего две недели тому назад некий капеллан из деревни Галле, привыкший, как и 
все святые люди, вставать с петухами, заявился к нам в семь часов утра, желая 
приобрести четыре самых маленьких надгробия на могилы четырех сестер милосердия,
 умерших в течение этого года. Когда я, еще полусонный, повел его в сад, то 
едва успел своевременно сбросить с правой перекладины отполированного со всех 
сторон могильного креста развевавшиеся там, подобно флажку, розовые вискозные 
трусики, видимо, забытые увлекшейся парочкой. Этот посев жизни, совершающийся в 
обители смерти, таит в себе более широкий, поэтический смысл, что-то 
примиряющее, и член нашего клуба, Отто Бамбус, школьный учитель, пишущий стихи, 
сейчас же украл у меня эту мысль и написал элегию, насыщенную космическим 
юмором. Но вообще надгробия все же должны мешать любви, особенно если 
поблизости валяется еще пустая бутылка из-под водки, поблескивая в лучах 
восходящего солнца.




x x x


Я осматриваю нашу выставку. Она производит приятное впечатление, если так можно 
выразиться в отношении надгробных камней, предназначенных для трупов. Оба 
креста поблескивают на своих цоколях в утреннем солнце, как символы вечности, — 
отполированные породы некогда пылавшей земли, теперь остывшие, обработанные и 
готовые сохранить для потомства имена какого-нибудь дельца или спекулянта, ибо 
даже мошеннику хочется оставить хоть какой-то след на нашей планете.

— Георг, — заявляю я, — надо проследить, чтобы твой брат случайно не распродал 
нашу верденбрюкскую Голгофу деревенским навозникам, которые заплатят только 
после сбора урожая. Давай в это голубое утро, под пение птиц и запах кофе, 
дадим священную клятву: «Эти два креста мы отдадим только за наличные!»

Георг усмехается.

— Ну, опасность не так уж велика. Мы должны учесть наш вексель только через три 
месяца. Всякий раз, когда мы получаем деньги заранее, мы зарабатываем.

— Много ли мы на этом зарабатываем? — возражаю я. — Иллюзию, которой мы живем 
только до следующего курса доллара.

— Ты иногда бываешь слишком практичен.

Георг неторопливо раскуривает сигару, стоящую пять тысяч марок.

— Вместо того чтобы ныть, ты бы лучше рассматривал инфляцию как обратный символ 
жизни. С каждым прожитым днем наша жизнь становится на день короче. Мы 
проживаем капитал, а не проценты. Доллар поднимается каждый день, но каждую 
ночь курс твоей жизни на один день падает. Что, если бы ты написал на эту тему 
сонет!

Я разглядываю нашего самодовольного Сократа с Хакенштрассе. Его лысая голова 
украшена капельками пота, словно светлое платье — жемчугами.

— Удивительно, как охотно человек философствует, если он провел ночь не один, — 
замечаю я.

— А как же иначе? — не дрогнув, отвечает Георг. — Философия должна быть веселой,
 а не вымученной. Она имеет так же мало общего с метафизической спекуляцией, 
как чувственные радости с тем, что члены вашего клуба поэтов называют идеальной 
любовью. Вот и получается ужасная чепуха.

— Чепуха? — повторяю я, чем-то задетый. — Скажите пожалуйста! Вот мелкий буржуа 
с великими приключениями! Ах ты, коллекционер бабочек, все-то ты хочешь 
насадить на булавки! Разве ты не знаешь, что человек мертв без того, что ты 
назвал чепухой?

— Ничего подобного. Я только не смешиваю одно с другим. — И Георг пускает мне в 
лицо дым от своей сигары. — Лучше я буду страдать с достоинством и философской 
меланхолией от быстролетности нашей жизни, чем смешивать какую-нибудь Минну или 
Анну с прохладной тайной бытия и воображать, будто наступает конец света, если 
эта самая Минна или Анна предпочтет мне Карла или Йозефа, или Эрна — 
какого-нибудь высоченного сопляка в костюме из английской шерсти.

Он усмехнулся. Я холодно смотрю в его предательские глаза.

— Дешевый выпад, достойный только Генриха, — замечаю я. — Эх ты, скромный 
любитель доступного! Тогда объясни мне, пожалуйста, ради чего ты с такой 
 
<<-[Весь Текст]
Страница: из 229
 <<-